спрыгнул. Напыщенный мужчина развернул пергамент, который держал в руках. Он глянул поверх него и затем гнусавым голосом принялся читать:

– На нас надвигается война!

Она застыла, сердце отчаянно колотилось в груди. Отец выругался.

– Королевская армия уже понесла большие потери от рук талаганских предателей. Таким образом, мы должны обратиться к нашим вечно верным, любящим гражданам с просьбой набрать новых солдат во имя нашего королевства.

Вот оно что.

Робин стиснула зубы и свирепо посмотрела на посыльного. Они забирали людей для сражения. Людей, которых деревня не могла дать. После последнего восстания у них почти не осталось мужчин.

– Каждая семья должна отдать в распоряжение ради нашего дела каждого мужчину старше четырнадцати лет. Ни одна семья не будет избавлена от данной жертвы, ни низкого, ни высокородного происхождения. Но, будьте уверены, это большая честь для каждого из вас. Сражаться за свою страну – огромная привилегия. Король горд и благодарен за то, что может назвать вас своими подданными.

Но это значит, что…

Температура ее тела заметно поднялась, а затем резко упала, и она повернулась к своему отцу, чье лицо стало пепельно-серым.

Он оставался единственным мужчиной в их семье. Единственным.

Ему суждено сражаться в войне.

Войне, которая приведет к его смерти.

– Это безумие! – воскликнула она, не задумываясь.

Робин отпустила отца и кинулась вперед. Деревенские жители расступились перед девушкой, направляющейся к бесстрастному Гончему и надменному посыльному.

– А ты еще кто такая? – усмехнулся посыльный, окидывая взглядом ее одежду.

Робин откинула капюшон, высоко подняла голову, не позволив себе вздрогнуть, и почувствовала на себе пристальные взгляды солдат.

– Я леди Мэриан из Локсли. – Официальное имя казалось Робин странно звучащим. Она обвела рукой испуганных жителей деревни. – Разве вы не видите, что среди этих людей нет мужчин, способных сражаться? А на носу зима, и нам нужны те немногие молодые люди, которые могут помочь с остатками урожая. Вы ведь не ждете, что пожилые люди или семьи, у которых нет лишних сыновей, примут участие в этой войне!

– А, леди Мэриан. У женщин действительно такие сопереживающие сердца, – рассмеялся раздражающе знакомый голос.

По телу пробежали мурашки, когда лорд Мержери выступил из толпы по ту сторону колодца. Он улыбнулся ей с покровительственным выражением лица. Ее руку покалывало от желания влепить пощечину его самодовольной физиономии.

– Вы ничего не знаете о чести в войне, миледи, – промурлыкал он. – Каждый мужчина этой деревни, от мала до велика, хочет сражаться за свое королевство. Умереть за своего короля благородно…

– Смерть не благородна, милорд. Слава не накормит народ, не заполнит казну нашего короля…

– Робин, прекрати, – тихо упрекнул ее отец.

Его пальцы коснулись ее правого рукава, и она сглотнула слова предательницы, которые собиралась произнести. Далось ей нелегко, но из чистого уважения и доверия к своему отцу она склонила голову и сыграла бесхребетную, покорную женщину, какой лорд Мержери ожидал ее увидеть.

– У ваших людей есть три дня, чтобы прибыть в военный лагерь с приказами на руках, – объявил посыльный. Он свернул свиток и небрежно махнул рукой толпе: – Можете идти.

Отец нежно сжал ее руку, а Робин не отрывала взгляда от булыжников мостовой, чтобы никто не увидел ярость и несогласие, яростно бушевавшие внутри. Не проронив ни слова, она с отцом вернулась к своим лошадям, оставленным утром у таверны. Во время поездки через поля обратно в замок Локсли мысли в ее голове то и дело путались. Что им теперь делать? Отец мог сражаться ровно настолько же, насколько она могла превращаться в Оборотня.

Когда они въехали на территорию замка, пошел снег. Джим, старый конюший, встретил их во дворе и забрал лошадей. Майя, экономка, открыла огромные двойные двери. Ее круглые щечки порозовели, когда они поднялись по лестнице.

– Вас ждет горячая ванна, милорд, – сказала экономка отцу Робин, сделав небольшой реверанс.

Робин стянула с себя плащ и повесила его, повернувшись спиной к отцу.

– Что мы будем делать?

– Обсудим это позже, – твердо сказал он.

Она резко развернулась и тут же замолчала, увидев, каким измотанным он выглядел. Они могут обсудить все попозже, когда отец отогреется. При взгляде на него ее накрывал стыд.

– Ты злишься на меня?

Он подошел к ней и запечатлел поцелуй на ее лбу.

– Я не сержусь на тебя, дорогая.

Плечи девушки опустились. Он захромал прочь и исчез за углом.

– Вы выглядите очень расстроенной, мисс. Могу я что-нибудь сделать? – спросила Майя с полными беспокойства карими глазами.

– Пока нет, – вздохнула Робин, массируя затылок. – Где мама?

Экономка поджала губы.

– В постели. Она не вставала весь день. Сегодня… плохой день, леди Робин.

Если Майя признавала, что сегодня плохой день, то он, должно быть, действительно прошел ужасно. В последнее время ее мать редко бывала в здравом уме, а дни маниакального поведения казались худшими из всех. Робин протянула руку и сжала плечо экономки. Майя была компаньонкой мамы до того, как та вышла замуж. Они провели вместе почти тридцать лет.

– Ей станет лучше после его визита, – тихо сказала Майя.

Робин кивнула. Только отец мог успокоить ее мать в таком состоянии. Он послушно читал жене каждый вечер и следил за тем, чтобы к ней относились с любовью и уважением. Все видели, как сильно с каждым днем это разбивает ему сердце, но его любовь не ослабевала.

Робин отпустила Майю и направилась к лестнице, с каждым шагом с трудом сдерживая рыдания. Если отец уйдет на войну, переживет ли такое потрясение мама?

Крепость Локсли едва не разваливалась по кусочкам.

Глава двенадцатая

Тэмпест

Я постараюсь.

Тэмпест старалась не нервничать, пробираясь обратно в замок. В голове громко звучал голос Пайра, его предупреждения и пожелания. Дима сопровождал ее до большого зала. С тех пор как они покинули пекарню, дядя не проронил ни слова. Он коротко кивнул и исчез тем же путем, каким появился ранее.

Всего мгновение она смотрела ему вслед, затем быстро поднялась наверх по ближайшей лестнице для слуг. Бумага, в которую были завернуты два теплых пирожка, шуршала от каждого ее движения. Чем больше пролетов она оставляла за собой, тем сильнее горели ее ноги. Взгляд постоянно блуждал по окнам, поскольку небо превращалось из черного в темно-серое, а затем в светло-голубое гораздо быстрее, чем было необходимо. Казнь мятежников состоится в течение часа. Значит, у нее не оставалось времени, чтобы вернуться в свои покои и переодеться.

При приближении к королевскому