На другой день после парада начались маневры, продолжавшиеся около недели.

Интерес к этим маневрам у населения был столь же велик, как и к самому параду.

Специальные поезда – зондерцуги – уже спозаранку везли толпы немцев и немок на место маневров. Публика шла пешком, ехала на велосипедах с войсками и за войсками, чуть ли не вливаясь в самые цепи, тащилась на позиции артиллерии, интересуясь ходом боя.

Приняв вполне немецкий вид благодаря костюму из универсального магазина в Бреславле, с сигарой в зубах, я не возбуждал любопытства и без труда передвигался всюду.

Смешно вспомнить, с какой легкостью я буквально бежал со своим велосипедом на спине по картофельному полю на какую-то горку, где увидел Вильгельма и возле него начальника Генерального штаба Мольтке.

На почтительном расстоянии стояла блестящая свита, тут же престарелый, похожий на бабу, фельдмаршал фон Хезелер и все военные агенты[68].

Масса любопытных подбиралась со всех сторон поближе к кайзеру, сдерживаемая полевыми жандармами. Некоторые умудрились влезть чуть ли не под самые ноги лошади Вильгельма, и тот, злобно отмахиваясь, кричал:

– Rauss, rauss![69]

Все, что непосредственно наблюдал, было чрезвычайно ново и поучительно, и, вернувшись без всяких инцидентов в Вильно, я представил обстоятельный рапорт.

В течение последующих лет моей службы в Виленском округе мне пришлось побывать еще в четырех ответственных секретных командировках в Германии:

– в 1907 году – рекогносцировка стратегических шоссе в районе Мазурских озер;

– в 1908 году – императорские маневры в Эльзасе;

– в 1909 году – большие кавалерийские сборы из шести дивизий у Альтенграбова[70];

– в 1910 году – императорские маневры в Восточной Пруссии.

Две поездки прошли благополучно, а на двух других я, что называется, влип и до конца их не довел. Даже честью попросили убраться и больше вообще на территории германского рейха не появляться.

Это были маневры в Восточной Пруссии в 1910 году. В последний день маневров, когда я подходил к кассе вокзала, чтобы взять билет и ехать на место, где предполагался разбор маневра в присутствии кайзера, инстинктивно почувствовал что-то неладное. Обернулся и вижу, что двое субъектов стоят сзади, шагах в десяти, и один меня фотографирует. Подошли и попросили следовать за ними. Отвели в какое-то учреждение, где важный немец учинил допрос.

– В номере гостиницы мы нашли паспорт, где говорится, что вы учитель. Но нам точно известно, что вы капитан Генерального штаба и были уже дважды замечены на нашей территории – первый раз в Тильзите, второй – в Альтен-грабове. Я хотел бы знать: почему у вас фальшивый паспорт и что, собственно, побуждает вас так часто ездить к нам?

Заменивший Вицнуду на должности начальника разведывательного отделения, полковник Ефимов действительно сделал колоссальную ошибку, выдав мне паспорт на имя учителя. К счастью, я нашелся:

– Не приходится скрывать, что я капитан Генерального штаба, но должен заметить, что я преподаю тактику в Виленском училище (что соответствовало действительности), и меня, как специалиста в этой области, после нашей неудачной войны с Японией интересуют достижения иностранных армий. К сожалению, я вижу, что опыт данной войны в немецкой армии не учтен в достаточной мере.

Немец сперва удивился, потом чрезвычайно заинтересовался, а я, набравшись смелости, привел ему ряд примеров.

– Я и не думал, что мы так отстали, – был его ответ. – Но все же, отпуская вас теперь, я должен посоветовать вам прекратить эти поездки.

Вернувшись в отель, я обнаружил, что у меня все перевернуто, но ничего не тронуто.

Императорские маневры 1908 года на границе с Францией, в Эльзасе, прошли для меня без всяких осложнений, и по их окончании я отправился по собственному почину во Францию, где вскоре должны были состояться маневры под руководством генерала Ланглуа в районе реки Луары.

Здесь я действовал вполне легально. В военном министерстве в Париже получил разрешение и выехал через Орлеан в городок Селль на реке Шер, притоку Луары.

Мне впервые пришлось на этих маневрах столкнуться с французскими строевыми частями.

До сих пор, приезжая в Париж туристом, я встречал только отдельных солдат на улицах и в кафе. Офицеров видеть не приходилось, им рекомендовалось носить штатское платье, ибо армия долгие годы была не в почете, после проигранной войны 1870–1871 годов.

В массе французские войска имели плачевный вид. Это особенно резко бросалось в глаза в сравнении с дисциплинированными немецкими частями, где все маршировало, перестраивалось и вело бой без разговоров, по команде, в образцовом строю.

Наблюдая идущую в походном порядке французскую пехотную колонну, я не верил своим глазам, что это войсковая часть, а не галдящая толпа, где все шагают как хотят, смеются, разговаривают, поют, ружья несут как лопаты, не обращая внимания на офицеров.

В маленьком городке Селль все рестораны и кафе были переполнены солдатами. В небрежных позах, в расстегнутых мундирах, они пили, ели, пели, орали… Среди этой солдатни сидели и офицеры всех чинов и рангов; держали они себя скромно, никто на них не обращал внимания, входившие чести им не отдавали.

Городишко Селль лежал в центре маневренного района, и я выбрал его для своей штаб-квартиры, чтобы с утра выезжать на велосипеде для наблюдении за операциями. Хозяин гостиницы оказался русофилом и сразу посвятил меня в историю города.

– Месье, здесь всегда шли войны… Жанна д’Арк, идя на Орлеан, остановилась на несколько дней в нашем городе и, что более замечательно, жила в этом самом отеле и спала в комнате, которую я отвел для вас.

Вполне возможно, что Орлеанская дева проходила через знаменитый Селль, но столь же несомненно, что и хозяева других гостиниц города держали комнату, где тоже ночевала Жанна д’Арк, и укладывали туда спать выгодных постояльцев.

Я рассыпался в благодарностях любезному французу, уверяя его, что совершенно недостоин подобной чести.

На следующее утро хозяин таинственно сообщил:

– Вы знаете, кто остановился у меня? Сам генерал Бонналь. И если вы хотите, я вас ему представлю, я ему уже говорил о вас.

Генерал Бонналь, начальник французской Академии Генерального штаба, только что вышедший в отставку по возрасту, с необычайной простотой и любезностью встретил меня внизу, где я пил утренний кофе, и без лишних слов предложил совершать вместе с ним поездку в его автомобиле. Это была необычайная удача и честь для меня, молодого офицера. Бодрый, живой, чрезвычайно интересный собеседник, острый на язык, Бонналь явился на французские маневры в новой роли. Правая газета «Голуа» (ныне «Фигаро») пригласила его быть ее корреспондентом, и он без колебаний принял предложение.

В течение целой недели мы носились с ним по полям боев, наблюдая за маневрами французских войск.

Я без стеснения высказывал ему свои мысли, критиковал распущенность солдат и с большим вниманием выслушивал его меткую отповедь.

– Вы не понимаете, – говорил он, –