Нынче в Охранном отделении было не до сна. Войдя, ЭрастПетрович стал свидетелем любопытной сцены. Мыльников заканчивал разбор вечернейоперации. Все шестнадцать филеров были выстроены вдоль стены длинного коридора,а коллежский асессор мягко, словно огромный кот, прохаживался вдоль шеренги ировным, учительским голосом наставлял:

– И снова повторю, чтоб вы, болваны, наконец запомнили.При задержании группы политических, особенно если с подозрением на терроризм,действовать следующим порядком. Первое – ошеломить. Ворваться. С треском,криком, грохотом, чтоб у них поджилки затряслись. Даже храбрый человек отнеожиданности цепенеет. Второе – обездвижить. Чтоб каждый задержанный прирос кместу, не мог пальцем шевельнуть, и уж тем более голос подать. Третье –обыскать на предмет оружия. Сделали вы это? А? Тебя, Гуськов, спрашиваю, ты назахвате старший был. – Мыльников остановился перед пожилым филером, укоторого из расквашенного носа стекала красная юшка.

– Ваше высокоблагородие, Евстратий Павлович, пробасилГуськов. – Так ведь мелюзга же, желторотики, сразу видать было. У меняглаз наметанный.

– Я те сейчас в этот глаз еще добавлю, – беззлобносказал коллежский асессор. – Ты не рассуждай, дурья башка. Делай, какположено. И четвертое: за каждым из задержанных постоянный догляд. А у вас,разгильдяев, барышня из ридикюля пукалку достает, и никто не видит. В общемтак… – Мыльников заложил руки за спину, покачался на каблуках. Агенты,затаив дыхание, ждали приговора. – Наградные получат только Ширяев иЖулько.

За арестование опасного террориста по пятнадцати целковых отменя лично. И в приказе будет. А с тебя, Гуськов, десять рублей штрафу. И намесяц из старших филеров в обычные. Справедливо выйдет, как считаешь?

– Виноват, ваше высокоблагородие, – повесил головунаказанный. – Только от оперативной работы не отстраняйте. Я заслужу, вотвам крест, заслужу.

– Ладно, верю. Мыльников обернулся к статскомусоветнику и сделал вид, что только сейчас его заметил. – Замечательно, чтопожаловали, господин Фандорин. Петр Иваныч и Зубцов битый час с нашим приятелемтолкуют, да все впустую.

– Молчит? – спросил Эраст Петрович, поднимаясь заМыльниковым по витой лесенке.

– Совсем наоборот. Дерзит. Я послушал немножко и ушел.Все одно толку не будет. А у Петра Иваныча после давешнего еще и нервы прыгают.Опять же обидно ему, что не он, а мы с вами такую важную птицу зацапали, –заговорщически присовокупил Евстратий Павлович, полуобернувшись.

Допрос велся в кабинете начальника. Посреди просторнойкомнаты на стуле сидел знакомый Фандорину весельчак. Стул был особенный,массивный, с ремешками на двух передних ножках и подлокотниках. Руки и ногипленника были намертво пристегнуты, так что шевелить он мог только головой. Поодну сторону стоял начальник Охранного, по другую – господин приятнойнаружности, на вид лет двадцати семи, худощавый, с английскими усиками.

Бурляев хмуро кивнул чиновнику, пожаловался:

– Отъявленный мерзавец. Целый час бьюсь, всё без толку.Даже имени не говорит.

– Что в имени тебе моем? – задушевно спросилподполковника наглец. – Оно, голуба, умрет, как шум печальный.

Не обращая внимания на дерзость, подполковник представил:

– Зубцов, Сергей Витальевич. Я вам про негорассказывал.

Худощавый почтительно поклонился, улыбнувшись ЭрастуПетровичу самым приязненным образом.

– Счастлив быть представленным, господин Фандорин. Ещеболее счастлив вместе работать.

– А-а, – обрадовался арестованный. –Фандорин! То-то, смотрю, седые височки. Раньше не разглядел, не до того было.Что вы смотрите, хватайте его, господа! Это он старого осла Храпова убил.

И засмеялся, очень довольный шуткой.

– Разрешите продолжать? – спросил Зубцов разом уобоих начальников и повернулся к преступнику. – Итак, мы знаем, что вычлен Боевой Группы и участвовали в покушении на генерала Храпова. Только что выкосвенно признались, что располагали описанием внешности господина статскогосоветника. Нам известно также, что ваши соучастники в настоящее время находятсяв Москве. Даже если обвинению не удастся доказать вашу причастность кпокушению, вам все равно грозит самая строгая мера наказания. Вы убили человекаи оказали вооруженное сопротивление представителям закона. Этого совершеннодостаточно, чтобы отправить вас на эшафот.

Петр Иванович, не выдержав, вмешался:

– Ты хоть понимаешь, подлец, что тебе на веревкеболтаться? Это смерть страшная, не раз видеть приходилось. Сначала человекхрипит и бьется. Бывает, что по пятнадцати минут – это как петлю завязать.Потом из глотки язык лезет, из черепа глаза, из брюха нечистоты. Библиюпомнишь, про Иуду? „И когда низринулся, расселось чрево его, и выпали всевнутренности его“.

Зубцов с укоризной взглянул на Бурляева, очевидно, считаяего тактику неправильной, арестант же на грозные слова беззаботно откликнулся:

– Ничего, похриплю и перестану. Мне уж будет все равно,а вы потом мое дерьмо подотрете. Такая у тебя служба, толстомордый.

Подполковник коротко, хрустко ударил бесстрашного человекакулаком по лицу.

– Петр Иваныч! – протестующе вскрикнул Зубцов идаже позволил себе схватить начальника за руку. – Это совершеннонедопустимо! Вы роняете престиж власти!

Бурляев разъяренно повернул голову и, видно, собралсяпоставить забывшегося помощника на место, но тут Эраст Петрович ударил тростьюпо полу и внушительно сказал:

– Прекратить!

Подполковник, тяжело дыша, высвободил руку. Террорист жеплюнул на пол сгустком крови, в котором белели два передних зуба, и щербатоулыбнулся, глядя на подполковника задорно блестящими синими глазами.

– Прошу извинить, господин Фандорин, – нехотяпроворчал Петр Иванович. – Сорвался. Сами видите, каков это молодец. Что стаким прикажете делать?

– Ваше мнение, Сергей Витальевич? – спросилстатский советник симпатичного Зубцова.

Тот смущенно потер переносицу, однако ответил сразу, безколебаний.

– По-моему, мы зря тратим время. Я бы допрос отложил.

– П-правильно. А делать, господин подполковник,надлежит следующее. Немедленно составить подробный словесный портретзадержанного. И полный бертильонаж, по всей форме. А затем описание ирезультаты антропометрических измерений отправьте телеграммой в Департаментполиции. Возможно, там имеется на этого человека досье. И извольте торопиться.Не позднее, чем через час депеша должна быть в Петербурге.