но, к ее чести, она сделала паузу.

“Нет, не процесс. Парни берут здесь рулоны пленки и выходят с отпечатками”.

“Это верно, но процесс состоит из двух частей. Проявка пленки для создания негативов и затем распечатка фотографий с негативов. Приходите и посмотрите”.

Эндрю отступил назад и указал на сушилку, на которой висели негативы, проявленные им утром. Моника придвинулась ближе, прежде чем поняла, что ей нужно быть прямо рядом с ними, чтобы разглядеть хоть какую-то деталь. Она запрыгала по полоскам пленки, прежде чем повернуться и посмотреть на Эндрю.

“Вы делали это сегодня утром?”

Он кивнул.

“Это с вчерашнего сеанса?”

Эндрю снова кивнул.

“Так это я?”

Последнее было риторическим, поскольку она вернулась к негативам. Эндрю увидел, как ее губы начали подергиваться в улыбке.

“Это все, что я могу сказать о процессе. Фотографы печатают снимки сами”.

Эндрю увидел, как плечи Моники расслабились, и она вздохнула.

“Черт, теперь я должен выйти и извиниться перед этим болваном”.

Она дернула головой, показывая, что имеет в виду Тони. Она встала и посмотрела на Эндрю.

“У вас никогда не возникало соблазна распечатать несколько фотографий?”

В ответ Эндрю открыл шкафы и показал ей лотки и различные химикаты, используемые для создания отпечатков.

“Другой процесс, Тони бы знал”.

“Вы не ответили на вопрос”.

Моника озорно улыбнулась, хорошее настроение, которое она демонстрировала в прошлом году, начало возвращаться.

“Ты не хочешь посмотреть на мою фотографию обнаженной?”

Она уже смеялась еще до того, как румянец залил его лицо.

“Шутки в сторону, я думал, вам будет любопытно?”

Эндрю был косноязычным дураком. Он, наконец, смог выдавить:

“Мне всего 12. Не думаю, что я еще достиг половой зрелости, хотя ты, возможно, ускоряешь это”.

Она снова рассмеялась.

“Да, девочки приходят туда раньше мальчиков. Я начал получать это в 11”.

Она подняла свои сиськи и снова хихикнула, когда Эндрю тут же снова покраснел.

“Да ладно, спасибо, что показали мне все это”.

Эндрю плелся за Моникой, ее задница очень интригующе покачивалась. Она снова столкнулась с Тони.

“Перестань выглядеть таким самодовольным, старый развратник. Теперь я понял”.

“Парень взломал процесс и смог проявить пленку для нас. Он проявляет пленку, создает негативы и оставляет остальное на наше усмотрение. Не волнуйся, он не пялился на твое тело. Ну, может быть, сегодня, но не раньше.”

Они оба рассмеялись, и Эндрю тут же снова покраснел. Моника провела рукой по его раскрасневшейся щеке, прежде чем поприветствовать их обоих.

“Не волнуйся, сынок, еще только три года, и тогда ты поймешь, из-за чего весь сыр-бор”.

“Мне всего 12, Тони, пройдет больше пяти лет”.

“Нет, возраст согласия в этой стране составляет 16 лет. Если я смогу сфотографировать птицу, когда ей исполнится 16, то, я думаю, вы сможете стать одним из фотографов того же возраста”.

Тони побрел обратно наверх, чтобы закончить прерванный обед, оставив Эндрю пытаться восстановить самообладание, все время думая о Монике и ее теле. Хммм.

Том 1. Глава 7

Эндрю время от времени замечал моделей, когда они посещали магазин. Кроме Моники, остальные трое игнорировали его, он был ниже их внимания. Но Моника всегда здоровалась и даже ждала в магазине, если он заканчивал в фотолаборатории. Насколько Эндрю мог судить, ей нравилось заставлять Эндрю краснеть или нервничать. Мысль о том, что 12-летний мальчик частично проявлял фильм, казалось, захватила ее воображение. Что было странным в этом, так это то, что ей было 19 или 20 лет, настоящей женщине, и поэтому не было никакой возможности неправильно истолковать ее поведение. Она переняла привычку Тони называть его малышом, все это было очень странно.

Эндрю шутил по поводу того, что Моника рано помогла ему достичь половой зрелости, но каждый раз, когда он встречался с ней, это казалось более правдоподобным. Он еще даже не был подростком, пропитанным гормонами, но у него кружилась голова при виде Моники, хотя он знал, что через несколько секунд покраснеет как дурак. И она была единственной женщиной, с которой он разговаривал, которая не была учительницей или матерью одного из его друзей. Все девочки по соседству были его возраста или младше, там не было подростков, на которых можно было бы заострить внимание. И в его школе учились только мальчики, с пожилыми женщинами-учительницами. Моника была буквально единственной женщиной, с которой он общался в возрасте от 12 до 40 лет. Но, несмотря на все поддразнивания, она производила впечатление милого человека. В ее комментариях не было резкости, она просто смеялась над ситуацией, и Эндрю всегда краснел по сигналу.

Для всех это был только час времени растянулись на четыре или пять посещений за окончательный срок за 1-й год в школе. Смерть Джона выбила Эндрю из колеи, и он больше не думал о том, чтобы бросать вызов самому себе. Если уж на то пошло, в течение года он двигался по наклонной больше, чем когда-либо. Он добросовестно относился к работе и все еще зарабатывал очень хорошие деньги на проявке пленки. Но его усердие в тренировках угасло, и он только время от времени бегал, малейший намек на плохую погоду останавливал его даже от попыток. А школа тянулась своим чередом. Во многих отношениях ему нравилась школа, но ему никогда по-настоящему не приходилось пробовать. Эндрю понятия не имел, как ему повезло, что успеваемость давалась ему естественным путем. Все, что он видел, и все, что, как он думал, видели другие люди, было его полным отсутствием способностей в любом виде спорта, требующем координации. Он услышал насмешки и отступил еще дальше.

Семейная жизнь стабилизировалась и вошла в спокойное русло, но близости с семьей не было. Роуэн становился все более своевольным, в основном из-за снисходительности их отца. Она, казалось, забирала больше кислорода в семье, и Эндрю отошел на второй план. Теперь Эндрю чувствовал, что понимает своего отца, это было инстинктивно с той ночи, когда он услышал крики своих родителей. Многое в его поведении встало на свои места, и хотя все стало лучше из-за того, что его отец больше не придирался к нему, они никогда не были близки. Слишком много всего сказано, слишком много различий в том, как они смотрели на мир. Эндрю принял это, не стал бесплодно добиваться одобрения отца и продолжил жить своей жизнью. Даже не грустно, просто смирился.

Его мать, с другой стороны, была для него загадкой. Эта женщина все больше проявляла снобизм, беспокоясь о том, что подумают или скажут