соседи, и с патологической потребностью оставлять последнее слово в каждом разговоре. Тем не менее, это была та же самая женщина, которую, казалось, не волновало, что ее сын был незаконно трудоустроен с тех пор, как ему исполнилось 12 лет. Приближался его 13-й день рождения, и Эндрю знал, что если не этот вопрос, то хотя бы этот будет решен. Эндрю помогал по дому, следил за тем, чтобы не раздражать ее и не заводить из-за чего-либо, и в результате смог избежать постоянного порицания или пристального внимания. Иногда ему казалось, что он прячется у всех на виду, прямо у нее на глазах. Он был уверен, что она любит его. Но она его не понимала, и это тоже было совершенно ясно.

Последние шесть месяцев 1977 года были временем роста для Эндрю, он чувствовал, что изменился, стал лучше контролировать свою жизнь. Но после смерти Джона он барахтался. С ним ничего плохого не происходило, он зарабатывал деньги, и ему было не о чем жаловаться. Но все же. Он не получал никакого руководства, никакого родительского воспитания. Время от времени будут появляться отрывки от Тони. И хотя Эндрю написал Джону всего одно письмо и говорил с ним 30 минут за неделю до своей смерти, Эндрю знал, что он был там. И, возможно, самое главное, Эндрю знал, что Джон понимает динамику развития его семьи. Он мог не знать корня проблем своего отца, но он мог видеть влияние. И теперь этого не было. Его 13-й день рождения наступил и прошел без каких-либо изменений или самоанализа предыдущего года.

Боли начались примерно в день его рождения. Эндрю никогда не думал упоминать о них своим родителям, он видел, как его одноклассники начинают расти, и в классах ходили разговоры, что это часть полового созревания, у тебя буквально начались боли роста. Эндрю просто предположил, что он сам испытывает эти боли. Что также маскировало их, так это то, что он снова работал на Арчи. Долгие дни переноски мебели и коробок в фургон, а затем обратно в новый дом привели к тому, что Эндрю каждую ночь чувствовал боль и усталость. Но, вероятно, впервые после смерти Джона Эндрю заставил себя. Он был едва ли выше, по-прежнему худой и костлявый, и поэтому был легкой мишенью для двух других членов экипажа. Но девять месяцев ухода от проблем, конфликтов в школе означали, что он просто игнорировал это, отключался от этого. Он много работал и держался особняком. На самом деле, кроме Гранта, которому, по мнению Эндрю, нужно было обратиться к врачу за какими-то лекарствами, большинство парней часть первого дня поливали его дерьмом, а затем просто уходили, чтобы продолжить работу. У него не было ничего общего ни с кем из парней, и поэтому он усердно работал, в конце концов, забрал свои деньги у Арчи и жил своей жизнью на своих собственных условиях.

Но это была уединенная жизнь, которую Эндрю строил для себя. Помимо своей фотографии, он вел пассивную и разобщенную жизнь. Но затем боли в спине усилились, и маленькая родинка на спине стала пугающе увеличиваться в размерах. Беззаботный летний ритм был нарушен, срочный визит Эндрю к семейному врачу был пугающим. Врач бросил один взгляд на родинку и немедленно записал Эндрю на биопсию. Через неделю диагноз подтвердился: у него рак кожи.

Фраза "неведение - это блаженство" определенно применима в данный момент. Хотя Эндрю поначалу был напуган, его постоянно и неоднократно заверяли, что все будет хорошо, что это было обнаружено на ранней стадии и что он полностью выздоровеет. Ему была назначена операция с последующей лучевой терапией с расчетом на то, что в течение трех месяцев он будет свободен от рака. Итак, в конце лета и осенью 1978 года, вместо того чтобы посещать школу, он был пациентом Королевской больницы для больных детей в Эдинбурге, в просторечии известной как the Sick Kids. Операция прошла быстро и успешно, был удален источник рака, родинка на спине. Однако рак распространился на кожу, и лучевая терапия заняла больше времени, чем первоначально планировалось. Именно в этот момент опасения Эндрю начали расти.

Очень немногие дети болеют раком. Это был факт и очень хорошая вещь. Детская онкология не была специальностью, где врачи наблюдали большое количество случаев. Однако в результате это означало, что лечение было специализированным и концентрированным. Королевская больница для больных детей в Эдинбурге была одним из всего лишь двух центров детской онкологии в Шотландии. Таким образом, хотя рак у детей был редкостью, лечение от него объединило их всех. Именно это общение с другими пациентами больше, чем что-либо другое, заставило Эндрю задуматься и забеспокоиться о своем личном исходе. Потому что не всем стало лучше.

Мальчики-подростки не задумываются о смерти. Мальчики-подростки думают, что они непобедимы. Для них смерть - это то, что случается с домашними животными и стариками. Смерть случается с другими людьми, не с ними.

Эндрю заметил, что врачи склонны к общим заявлениям и банальностям, которые он не мог оспорить. Это также означало, что как пациент он уделял больше внимания тому, что наблюдал, а не тому, что слышал от врачей. И то, что он увидел, было смертью, много смертей, и, оглядываясь назад, это было, вероятно, более чем у 30% пациентов, достаточно, чтобы опровергнуть все заверения о полном выздоровлении. И дело в том, что как только он начал беспокоиться о смерти, он больше ни о чем не думал. Еще одна вещь заключалась в том, что всякий раз, когда он пробовал поднять этот вопрос, даже в косвенной форме, никто не хотел говорить с ним об этом. Никто. Это был неослабевающий оптимизм, позитивные дискуссии и покровительственные ободряющие речи. Он задавался вопросом, почему не было больше честности. Было ли это защитным механизмом для его защиты? Или это был защитный механизм, который использовали его родители, чтобы защитить себя? В любом случае, это ухудшало ситуацию, а не улучшало. Он начинал зацикливаться на своей возможной смерти.

Эндрю на самом деле не задумывался над тем, о чем думали его родители. Его отец хранил молчание, а мать явно кокетничала, говоря только о том, когда его выпустят, несмотря на то, что дата его освобождения постоянно отодвигалась. И они никогда не приводили Роуэна в палату. Таким образом, ни врачи, ни его семья не давали ему ответов.

Тринадцатилетним мальчикам приходится со многим сталкиваться. Ожидания общества от них начали меняться, и их тела превратились в химические реакторы, вырабатывающие