Прошло очень много времени – казалось, вечность, – прежде чем нас нашел дежурный и проводил к машине. Нас отвезли в безопасное место, напоили крепким чаем и предоставили ночлег. Только на следующее утро мы узнали, что произошло: на Айнсдейл сбросили три авиабомбы, вероятно, по ошибке. Первая упала на пляж и не принесла ущерба. Другие две взорвались на нашей улице, с обоих ее концов.

Каким-то чудом обе бомбы приземлились на мягкую песчаную почву, ушли глубоко под землю и лишь потом взорвались. Будь это прямое попадание, вся улица оказалась бы стерта с лица земли и мы вряд ли бы выжили.

Помню, как наутро мы вернулись на нашу улицу, шагая по ней в ночных рубашках. От двух угловых домов остались лишь остовы, но, что удивительно, пострадала лишь одна старушка. Мы осмотрели наш дом и повреждения. Окна выбило, стены потрескались, сильно повредило крышу. В моей комнате на кровать обрушились тяжелый платяной шкаф, полстены и почти весь потолок. Нам повезло, что матушка Рэйнфорд в кои-то веки решила настоять на своем.

Дом выстоял, но, чтобы мы снова могли в нем жить, требовался капитальный ремонт. Я собрала вещи и временно переехала в свой второй дом, к тетушке Марджери. Услышав, как я едва спаслась, она окружила меня заботой и накормила всеми моими любимыми блюдами, в том числе фирменным пудингом с патокой. Вскоре я оправилась от шока, и все случившееся стало казаться страшным сном.

Для большинства жителей Ливерпуля и других британских городов и портов авианалеты были кошмарной реальностью. Однако в конце месяца немецкая авиация начала оттягивать силы: Гитлер готовился к нападению на Советский Союз.

В конце лета 1941 года я узнала, что в Ливерпульском театре состоится концерт чехословацких военных и почетным гостем будет не кто иной, как президент Бенеш.

Я ни за что не могла такое пропустить. К счастью, Рэйнфорды отлично понимали, как много это для меня значит, они знали, что президент Бенеш – мой герой. К тому времени авианалеты почти прекратились, мощность их ослабела, и Рэйнфорды уже не возражали, чтобы я поехала в Ливерпуль. Я решила, что раз президент не боится присутствовать на этом мероприятии, там должно быть безопасно.

Уходя из дома тем вечером с визитной карточкой Бенеша в кармане, я не догадывалась, что этот концерт станет для меня поворотным моментом и повлияет на всю мою последующую жизнь в Англии.

Это был незабываемый вечер.

Впервые за два года я услышала чешские народные песни в исполнении профессионального мужского хора и увидела наши народные танцы под знакомые мелодии. На сцене выступали люди, сражавшиеся за нашу свободу. Концерт всколыхнул во мне ностальгию, уснувшую было тоску по родине, патриотизм и гордость. Эмоции, которые я испытывала, было невозможно описать, особенно когда я посмотрела в сторону ложи, где сидел президент со своей женой и лорд-мэром Ливерпуля. Сбылась моя мечта: я присутствовала на одном мероприятии с человеком, за чью безопасность молилась каждый вечер, я видела его во плоти. Казалось, сердце просто лопнет от распиравших меня чувств.

В антракте я подошла к ложе. Ее охраняли двое чехословацких солдат. Я открыла свою маленькую сумочку, достала визитную карточку и обратилась к одному из них.

– Пожалуйста, передайте президенту эту карточку и скажите, что снаружи ждет Вера Диамант, – сказала я.

Солдат удивился, улыбнулся, взял карточку и через минуту вернулся и пригласил меня в ложу.

Президент Бенеш поздоровался, представил меня жене и произнес:

– Эта девочка прислала мне чудесное письмо на Рождество. – И пригласил меня остаться в ложе до конца представления.

«Мне это снится, – подумала я тогда, – а может, я уже в раю?»

Президент хотел знать все о том, как мне живется в Англии, попросил рассказать о школе. Я сказала, что мне очень повезло с английской семьей, но не везет со школой.

– Жаль, что я не могу ходить в обычную чешскую школу, как дома, – сказала я.

– Можешь, – с улыбкой ответил Бенеш. – Теперь тут, в Британии, есть школа для таких, как ты, детей-беженцев. Я дам тебе адрес и попрошу свою канцелярию замолвить за тебя словечко, чтобы не надо было дожидаться конца семестра. Они примут тебя прямо сейчас.

Я еле поверила своим ушам: здесь, в Англии, была настоящая чешская школа! Школа, где учились дети из моей страны, такие же беженцы, как я. «Это же все равно что вернуться домой!» – подумала я, радуясь всей душой.

Президент продолжал, а я внимательно его слушала.

– Мы с женой ездили в эту школу в июле, – говорил он. – Она находится в Шропшире, в старинном особняке. Большинство учителей сами чехи. Уверен, тебе там понравится: эта школа – как маленький чехословацкий островок, там все очень дружелюбны.

Тем вечером, возвращаясь домой с поезда, я не шла, а летела и мысленно взывала к звездам, чтобы те нашли способ сообщить моим родителям эту прекрасную новость. Я больше не могла писать им письма, но хотела, чтобы они разделили мою радость.

Я заразила своим волнением папу Рэйнфорда, встречавшего меня на станции. Он знал, как сильно мне хотелось быть со своим народом и получать хорошее образование, на которое у него не хватало средств.

– Вы меня не потеряете, я буду приезжать к вам на каникулы, – пообещала я.

Вечером впервые с момента своего приезда я засыпала с улыбкой на лице и, как обычно, шептала:

– Маминка, татинек, порадуйтесь за меня! Я знаю, сегодня вы мне приснитесь.

Глава пятая

Школа: счастье и отчаяние

Поскольку часть моих дневников в послевоенные годы была утеряна, для описания следующих трех лет мне пришлось во многом полагаться на свою память. Встреча 1985 года и разговоры со старыми друзьями помогли восстановить и освежить воспоминания.

Чехословацкая государственная школа в Британии была основана после капитуляции Франции, когда члены нашего правительства и войска, а также семьи гражданских, укрывавшиеся во Франции, были вынуждены снова бежать – в этот раз в Великобританию. Изначально школа находилась в Суррее, но, когда я туда поступила, она переехала в здание Хинтон-холла в Шропшире, рядом с городом Уитчерч, в помещение вдвое больше предыдущего. В школу принимали детей от шести до восемнадцати лет.

Профессиональных педагогов среди гражданских эмигрантов не хватало, и к работе привлекли учителей, проходивших службу в вооруженных силах: такое у них было «спецзадание». Они вели уроки в военной форме, а поскольку к нам часто приходили молодые солдаты и служащие ВВС и сдавали вступительные экзамены в университет, военная форма казалась чем-то совершенно обычным.

В задачи школы входило обучение на двух языках и поддержание связи с чешской культурой и традициями.