– Что-то интересное завязывается...

– Вот и посмотрим, – сказал он спокойно. –Раздевайся, малыш, хоть вымоемся как следует, а на э т и х наплюй с высокойколокольни... Ты у меня молодец, неплохо получается – обливать презрением, воти дальше двигай в том же ключе. Предки твои дворянские, как история гласит,лакеев в таких ситуациях нисколечко не стеснялись...

Они и в самом деле мылись совершенно непринужденно, терлидруг другу спины, притворяясь, что никого, кроме них, в жарко натопленной банеи нет. Толстяк, правда, пытался зыркать на Ольгу блудливым взглядом, но с нимМазур управился моментально: хлопнул по пояснице вроде бы в шутку, однаконечаянно угодил в одну из болевых точек, и господина Чугункова моментальноскрючило, а разогнувшись, он убрался в дальний угол и отныне держалсясовершенно монашески...

Пока мылись, кто-то унес старую одежду и приволок новую –стопу одинаковых штанов и рубах, белых, из толстого полотна, со скупой краснойвышивкой на рукавах у запястий и по воротнику. На Мазура пришлось почти впору,Ольге пришлось и рукава, и штанины подвернуть, но и в этом каторжном наряде онаоставалась столь прекрасной, что у Мазура захолонуло сердце, и он пообещал себевыжечь здешний клоповник начисто, если это понадобится ради ее спасения.

Полотенец хватило, чтобы как следует высушить Ольгинывеликолепные волосы, а на лавке нашлись и гребень, и пара косметичек – хозяинуявно намеревались показать товар лицом. Выйдя первым на крылечко, Мазур опятьугодил под прицел полудюжины стволов, на запястьях и лодыжках звучно щелкнуликандалы.

– Ну вот, – довольно оглядев его, заключилКузьмич. – Теперь и на люди показаться не стыдно. Что жена замешкалась?

– Косу заплетает. Сигаретку дай, старче, а то мои с одеждойунесли...

– В горнице подымишь потом, – отрезал Кузьмич. –Будешь еще двор табачищем поганить...

Мазур вспомнил: он и в самом деле ни разу не видел курящимни Кузьмича, ни кого-то из его подручных, и табачным духом от них не пахло. Нуда, естественно – «трава никоциана»...

– Ты смотри, на хозяина хвост не подымай, – сказалКузьмич, пристегивая его к общей цепи – А то кто его знает, с какой он сегодняноги встал. Велит в яму с медведем кинуть – придется исполнять скрепя сердце...

Мазур оглядывался. Пушка уже стояла у главного крыльцаобширного терема – и возле нее выжидательно переминался мужик с дымящимсяфитилем. Теперь Мазур хорошо рассмотрел, где размещались колокола: наспециальной звоннице, высокой башенке, под шатровой крышей на четырех резныхбалясинах. Колоколов – целых пять, два больших и три помельче.

Слушай-ка, старче божий, – сказал Мазур. –Насколько я помню, это вроде бы не в раскольничьей традиции – колокола нацерковь вешать...

– А они и не на церкви. Вон, звонница особая.

– Да я не то имел в виду... Колокольным звоном встречать –это вроде бы не по вере, а?

– Ты не лезь в то, чего не понимаешь, – сказал Кузьмич,и лицо у него на миг определенно омрачилось. – Вера тут ни при чем –хозяина встречаем...

– А он-то не старовер, а?

– Он – хозяин. Тебе достаточно. Мне, положим, тоже...

Один за другим выходили остальные – и попадали на цепь,конечно. Вокруг, сбившись в несколько кучек, маялись принаряженные обитателизаимки, они старательно держались подальше от пленников, не переступая пределыневидимого круга, но, судя по лицам, что-то не ощущали себя вольными орлами.Заранее можно сказать, что здешний хозяин свою челядь держит в кулаке безвсякой старинной сибирской патриархальности...

– Что они, старче, у тебя такие скучные? – не выдержалМазур. – Сколько помню, всегда говорилось, что староверы есть людинезависимые и несгибаемые...

– Молчи ты! – цыкнул на него Кузьмич, остервенев лицом.

Мазур замолчал. Подобострастная суетня вокруг и боязливыелица удручали его сами по себе. Все-таки места здешние испокон веков быливольными. Еще при Николае Первом, когда только что приехавший из России иникогда не бывавший прежде в Сибири новый губернатор попробовал былообъясняться со здешними мужиками так, как привык за Хребтом, финал получилсядля него крайне унизительным: казачий конвой был шантарскими таежными жителямимгновенно обезоружен, побит и связан, а у самого губернатора долго вертели подносом ядреными кулаками и, как умели, объясняли ему простыми словами, что тутему не Россия. Как ни удивительно, особых репрессий не последовало...

– Едут! – отчаянно заорал кто-то поблизости. –Машет!

Мазур задрал голову, уставясь куда и все, – на вершинумогучей стометровой башни. Там отчаянно мотался над ограждением смотровойплощадки ярко-алый лоскут.

– Становись! – заорал Кузьмич. – Близко уже!

Неразберихи и сутолоки не было – процедура, видимо, давноотработана, как парады на Красной площади. Все проворно выстроились в двешеренги вдоль воображаемой линии, направленной от ворот к «красному» крыльцутерема – мужчины по одну сторону, женщины по другую, чуть ли не с военнойчеткостью. Что касается пленников, им отвели местечко в мужской шеренге, на еелевом фланге, у самого терема.

У крыльца появился Кузьмич в компании доктора, добавившего кпрежнему наряду еще и черный котелок. Меж ними маялась довольно красивая девахав роскошном сарафане и вышитой рубахе, с русой косой из-под белого расшитогоплатка. Мельком оглядев ее, Мазур машинально отметил, что у Ольги коса не впример роскошнее.

Выскочила толстая баба, торопливо подала девахе хлеб-соль –красивый каравай, увенчанный золотой, судя по цвету, солонкой, на блюде срушником – пошептала что-то на ухо и вновь скрылась.

Все замерло. Ни малейшего звука на подворье, даже собакипритихли. Мазур покосился через плечо – караульных за спиной осталось всегодвое, они стояли в деревянных позах, автоматы висели на шее.

– Трепещешь? – громко прошептала Ольга, приблизивголову.

– Ага, – таким же шепотом ответил Мазур. – Но дочего мне оглушительно пернуть охота, спасу нет...

Она тихо фыркнула. Острый на ухо Кузьмич стегнул их злымвзглядом, весь подобрался, придавая себе степенную важность. В воздухеявственно попахивало чем-то химически-резким – то-то ни комаров, ни мошкисовершенно незаметно...

Воздух резанул мощный разбойничий посвист – это с верхушкибашни. Все застыли. Мазур увидел кучку всадников, выехавшую из тайги идвинувшуюся шагом к воротам – по той дороге, которой привезли сюда их сОльгой. Один, два... пятеро.

Обитатели заимки превратились в живые статуи. Всадникидвигались к воротам, безмятежно синело небо, сияло солнце, и Мазуру вдругнестерпимо захотелось проснуться.

Всадники все ближе... Кузьмич махнул большим красным платком– и слева оглушительно громыхнула пушка, густой белый дым тяжело поплыл подвору. Тут же отозвались колокола и уже не умолкали, вызванивая неизвестнуюМазуру мелодию. Замолчали они, когда всадники, двигавшиеся шагом, оказалисьпримерно на половине шеренги.