Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я сама удивляюсь, что солгала впервые за все время существования группы, но после реакции на мой рассказ мне совсем не хочется рассказывать о своем намерении поискать в Нью-Йорке какие-нибудь зацепки. Скорее всего, присутствующие на собрании начнут переживать насчет моей безопасности и ставить под сомнения мои планы, а мне не надо ни того, ни другого.
Если мама действительно жива, единственный выход из положения, который я вижу, – найти ее, сказать, что она в опасности, и попросить снова исчезнуть. После этого ее преследователи оставят меня в покое, и я смогу без опасений вернуться к обычной жизни.
– Тебя тревожит возможность срыва? – спрашивает меня Тоня. – Похоже, это самая опасная с точки зрения РПП ситуация с момента смерти твоей мамы.
Я качаю головой.
– Не хочу снова скатиться в пропасть.
Это вторая неправда – вернее, даже не совсем неправда, просто я кое-что недоговариваю. Но ведь умолчание – это тоже способ солгать.
Я не упоминаю, что вчера мне было трудно съесть на работе макароны с сыром, что вечером во время ужина с Эдди и Сарой я осилила лишь полпорции спагетти и что сегодня утром не стала с ними завтракать, а вместо этого помчалась к Перл.
Я знаю, что будет, если сказать участницам группы всю правду: они начнут убеждать, что мне нельзя никуда уезжать, что я должна оставаться в городе, пока не приду в норму. А мне надо поехать.
Итак, я утаиваю от них часть правды и чувствую, как РПП, коварный спящий гигант, начинает просыпаться и тянет вверх свои щупальца.
В среде выздоравливающих от расстройства пищевого поведения гуляет поговорка про часы, которые есть внутри каждой из нас: они тикают, гордо отсчитывая дни, месяцы и годы нормальной жизни. А у РПП есть время – все время мира, чтобы ждать малейшей возможности, крошечного переломного момента, чтобы снова наброситься на свою жертву. И неважно, насколько долгим будет ожидание.
Глава 23
Февраль 1993 года
Прошло несколько суток с тех пор, как скорая помощь увезла Эмили из «Новых горизонтов» в больницу. Дни текли себе, и я замечала отсутствие соседки только по ночам, когда в одиночестве лежала в нашей спальне у себя на кровати.
Тот день начался в точности как остальные. Было утро, пациентки выстроились перед сестринским постом для ежедневного взвешивания вслепую (вставать на весы приходилось спиной к шкале, чтобы не видеть, сколько они показывают).
Страх набрать вес – один из симптомов, позволяющих диагностировать анорексию. Если весы покажут больше, чем в прошлый раз, это может сильно расстроить и привести к отказу от еды.
Покончив со взвешиванием, медсестра раздала девчонкам, которые нуждались в лекарствах, разные препараты: стабилизаторы настроения, витамины или средства для укрепления костной ткани тем, кто, как Эмили, страдал остеопорозом. Сестра всегда требовала открыть рот и проверяла, не прячет ли кто таблетку под языком, чтобы потом выплюнуть.
Потом мы потянулись в столовую на завтрак. Там уже сидела доктор Ларсен.
– Сегодня – день кулинарии, – объявила она.
Мы дружно застонали. Приготовление пищи – минное поле для жертв РПП. Правила этого заболевания запрещают готовить и есть, что захочется. Вместо этого больные стараются сосредоточиться на том, чтобы питаться как можно меньше, а в идеале и вовсе отказаться от еды.
– Занятие по кулинарии сегодня проведет Айрис, – сказала нам доктор Ларсен. – После завтрака пройдите, пожалуйста, на кухню. Айрис уже ждет вас там.
– Раз я не ем, значит, и готовить мне незачем! – провозгласила я, подняв повыше бутылку с протеиновой смесью.
– Готовить должны все: и кто ест, и кто не ест, – возразила доктор Ларсен.
Я закатила глаза и сделала еще глоток питательного шоколадного коктейля, напоминающего по вкусу картонку.
Когда завтрак закончился, мы столпились в кухне. Все шкафчики тут были заперты, чтобы пациентки не могли прятать в них еду. Мне вдруг вспомнилось, как дома, когда папа давал мне что-нибудь перекусить, я прятала еду в табуретку у пианино. Интересно, мелькнуло в голове, обнаружил он мой тайник или в табуретке по-прежнему полно всякой снеди?
– Сегодня мы готовим чили на обед, – сказала нам Айрис.
Это она умно придумала, ведь жидкие супы и соусы сложнее спрятать. Все ингредиенты уже были разложены на огромном столе в центре кухни.
– Прежде чем потушить мясо в кастрюле, нужно добавить туда разные продукты, – продолжила Айрис, делая жест в сторону стола. Потом она показала на одну из девушек: – Пожалуйста, налей оливковое масло. – И вручила ей уже наполненный мерный стакан.
Девушка взяла его, явно испытывая ужас, как будто содержащиеся в масле калории заразны. Она быстро вылила масло в кастрюлю и сунула стакан обратно Айрис.
Все новые пациентки добавляли в будущее чили разные ингредиенты, а у меня внутри росла тревога: продукты быстро кончались. Больше всего я боялась, что меня заставят мешать стоящую на огне кастрюлю: боялась, что горячий пар обожжет лицо, боялась прячущихся в нем калорий.
– Беатрис, – окликнула меня Айрис.
– Что?
– Пора все перемешать.
Блин, блин, блин!
Айрис зажгла конфорку. Я смотрела, как под кастрюлей вспыхивает оранжево-голубое пламя.
– Мне страшно, – призналась я.
– Чего ты боишься? – спросила Айрис.
– Обжечься, – ответила я.
– Давай убавим огонь, и можешь стоять в шаге от плиты. Ты ничем не рискуешь.
– Я не хочу мешать еду.
– У тебя нет выбора, – напомнила она мне, прекрасно зная, по какой причине я не желаю выполнять ее просьбу. – Невозможно преодолеть страх перед лифтами, если в них не ездить. Чтобы избавиться от страха, надо пользоваться лифтом снова и снова. – Айрис вручила мне лопаточку и отступила.
Едва я сделала движение к плите, держа в руке лопаточку, РПП изо всех сил обрушилось на меня. «Не смей такое терпеть, корова тупая, дура никчемная! Говоришь, что предана мне, а сама сожрала гамбургер с картошкой, лишь бы увидеть свою паршивую собачонку. А теперь еще и стряпать взялась! Знать тебя больше не хочу, а без меня ты останешься совсем одна!» – завопило оно.
Стоя спиной к Айрис, я незаметно приложила руку к конфорке сбоку и не убирала, пока не услышала, как шипит и потрескивает кожа.
– А-а-а-ах! – закричала я.
– Что случилось? – спросила Айрис, бросаясь ко мне.
Я отдернула руку от конфорки. На коже уже вздувался, пульсируя болью, большой белый волдырь. Это было ужасно, но я все равно чувствовала облегчение, потому что знала: теперь меня уж точно не заставят помешивать содержимое кастрюльки.
Айрис в ужасе смотрела на меня. Она прекрасно понимала, что ожог