домиками. Вскоре голос из динамика объявил: «Следующая станция – Старшая Школа Камакуры», и железная дорога свернула.

– Море… – Мисаки слабо улыбнулась.

Сколько хватало глаз, простирались лазурные воды. Их поверхность искрилась, точно по ней щедро разбросали пайеток, и среди света мелькало несколько парусов виндсерферов.

– Пройдемся? – предложил Харуто, и девушка кивнула.

Они сошли с поезда, перешли дорогу и оказались на берегу. Харуто уже сто лет не бродил по песку, и в груди затеплились приятные воспоминания о прошлых поездках. Мисаки щурилась от яркого света и любовалась пейзажем. От волн набежал свежий ветерок, который чуть всколыхнул ее джинсовую юбку. Девушка заправила прядку волос за ухо и предложила:

– Идем? – Таким тихим голосом, что его звук чуть не унесло ветром.

Она шла впереди вдоль кромки волн, и Харуто робко-робко спросил:

– Ты говорила, надо что-то обсудить.

Мисаки ступала по линии берега так аккуратно, будто шагала по натянутому канату. Харуто глядел ей в спину, и почему-то его охватила грусть.

– Мисаки?

Девушка обернулась.

– Да ничего…

– А?

– Не надо, я думаю.

– Но…

– Там ничего особенного. Просто на работе неприятности, хотела посоветоваться.

– Так я тебя выслушаю! Нельзя все держать в себе.

– Уже решилось.

– Правда?

– Ага! – Мисаки улыбнулась.

Тут Харуто наконец успокоился и сам рассмеялся:

– Если честно, я так переживал. Подумал, ты меня разлюбила.

– Это почему еще?

– Мы в последнее время почти не виделись, и ты сегодня немного странная.

Мисаки взглянула, с какой жалкой рожицей смотрел на нее парень, и лучезарно улыбнулась:

– Глупости!

Схватила его за руку и в шутку толкнула в воду. Еще бы чуть-чуть – и он впрямь искупался бы, только и успел крикнуть: «Ой-ой!»

– Ну как я тебя разлюблю… – прошелестела она чуть громче волн.

– А? – удивился Харуто.

Мисаки с улыбкой до ушей покачала головой:

– Нет, ничего.

Потом они присели отдохнуть в беседке на мысе Инумурагасаки. Мисаки разговорилась и рассказала, как чуть не утонула тут в детстве, когда Такаси отобрал у нее круг. От сердца отлегло: ну вот, вернулась прежняя Мисаки…

– Харуто, тебе есть не охота?

Часы показывали два.

– Кстати, я ведь с самого утра ничего не ел…

Потому что думал только о предложении руки и сердца, и кусок в горло не лез.

Они нашли на берегу какой-то дайнер. Харуто взял себе бургер, а Мисаки – джамбалайю.

– Почему вообще существует голод? – задумчиво пробормотала девушка, глядя на пышные облака на горизонте, пока они ждали заказ.

– Ты чего?

– Да задумалась: что бы у человека в жизни ни произошло, кушать всегда хочется.

– Например?

– Ну… – Мисаки замялась. – Скажем, когда кто-нибудь на тебя накричит, или просто все из рук валится. А аппетит все равно на месте.

– И правда. У меня вчера то же самое было. Коллега на работе сделал выволочку. Но я все равно пообедал, и он только больше разозлился: «Ничего не умеешь, а сидишь жрешь как ни в чем не бывало».

– Эх, вечно на нас с тобой кричат на работе, – захихикала Мисаки.

Бургер оказался в разы вкуснее того, к чему Харуто привык в ресторанах быстрого питания, просто несравнимо. Мисаки тоже откусила кусочек. На губах остался соус, и она, улыбаясь, вынесла вердикт: «Вкуснотища!»

После еды они выпили еще айс-кофе. А когда вышли из кафе, увидели, что солнце уже начинает клониться к горизонту.

– Объелась, – счастливо призналась Мисаки.

– Куда теперь?

– Пойдем до Юигахамы! – предложила она, указывая через залив.

По дороге они болтали о том о сем. Отдыхали в кафешках, если вдруг уставали, разгоняли жару прохладными лимонадами. А потом снова сели на линию Энодэн и остаток пути преодолели на поезде.

До Юигахамы они добрались уже совсем к вечеру. На пляже почти не осталось людей, оттого пейзаж навевал легкую тоску, напоминая о том, что лето почти кончилось. Харуто с Мисаки присели на бревно, которое вынесло на берег, и какое-то время смотрели на серферов, рассекающих пенистые волны.

Харуто приобнял девушку, и та подняла на него глаза. Ему показалось, что они влажные. Закат отражался в блестящих зрачках. Их губы сблизились, и Мисаки беззвучно опустила ресницы. После нескольких поцелуев Харуто крепко прижал девушку к себе. От ее волос чуть-чуть пахло морем.

– Какой ты сегодня решительный, – рассмеялась Мисаки в его объятиях.

– Ну не издевайся!

– Прости, прости.

Ветер стих, и на побережье опустилась тишина. Только эхом разносился шелест волн.

– Мисаки…

– Что такое?

– Выходи за меня?

– А?..

– То есть, конечно, не сейчас. Я пока всего лишь ассистент, а ты все-таки хочешь открыть свой салон. Но я хочу провести жизнь с тобой. – Он посмотрел на девушку с улыбкой: – Хочу быть с тобой всегда.

Лицо девушки скрывалось за волосами. А спустя какое-то время Мисаки зажала рот ладонями и рассмеялась.

– Я же серьезно! Не смейся, – попросил Харуто, и сам неловко улыбаясь.

– Прости, – дрожащим голосом извинилась Мисаки. – Но ты сам виноват: чего ты так с бухты-барахты? – Видимо, он ее очень рассмешил: когда девушка подняла глаза, то даже утерла слезинку. – Мы же встречаемся всего три месяца! Куда торопишься? – Мисаки поднялась и вперилась взглядом в рыжий закат. – И вообще: может, встретишь еще какую-нибудь милую девушку. Сколько их таких, которые и красивее, и лучше меня. Не торопись.

Харуто пристроился рядышком:

– Может, ты и права.

«Может, и впрямь на свете есть девушки прекраснее тебя. И красивее, и милее. Наверняка их очень много. Но…»

– Но я все равно хочу быть с тобой.

В лучах заката казалось, что глаза у нее покраснели.

– Мне не важно, как долго мы встречаемся и сколько на свете замечательных девушек. Я просто… – Харуто широко улыбнулся, – …думаю, что ты моя последняя любовь.

Мисаки чуть нахмурилась. Глаза ее заблестели, и она тихо рассмеялась:

– Спасибо…

– Наверное, по-дурацки прозвучало? – Молодой человек неловко почесал в затылке.

– Ага. Удивилась.

Мисаки снова закрыла лицо ладонями и рассмеялась. Снова вперила взгляд в водную гладь. А Харуто смотрел ей в спину. Переживал, что же она ответит, и сердце замирало от волнения.

Когда начала опускаться завеса ночи, девушка произнесла:

– Мне надо немного подумать.

Больше она не улыбалась.

«Я очень хотела просто сказать „да“.

И я очень, очень обрадовалась. Тоже хочу быть с ним. Отныне и навсегда.

Собиралась все ему рассказать. Признаться, что больна. Но посмотрела в глаза – и не смогла. Потому что показалось: его улыбка исчезнет. И если он узнает, что я постарею у него на глазах – он меня разлюбит.

Я не хочу, чтобы он отчаялся. Не хочу, чтобы ужаснулся моему уродству. И ни за что не хочу,