Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Харуто… По поводу предложения…
Надо объясниться как следует. Что она не может выйти за него замуж. Но чем больше Мисаки себе так говорила, тем больше протестовало ее сердце. И хотелось крикнуть: «Я тоже хочу быть с тобой».
– Да ничего, – опередил ее Харуто, тихо покачав головой.
– А?
– Я потом подумал, что правда поторопился. Я еще на ногах-то твердо не стою, поэтому не смогу обеспечить твое счастье как полагается. Прекрасно понимаю, почему ты не согласилась.
«Нет же… Не в этом дело! Ты мне тоже нужен! Я хочу, чтобы мы были вместе навсегда! Просто…»
Харуто тем временем опустил глаза на фотоаппарат у себя в руках и широко улыбнулся:
– Я буду очень усердно работать. Усерднее, чем сейчас. И однажды стану достоин того, чтобы ты сказала: «Да». Мне только надо еще немного времени.
У Мисаки от вида его улыбки защипало в глазах. Сердце сдавило угрызениями совести.
«Нет же, ты тут ни при чем… Это все из-за меня. Дело только во мне…»
– Пойдем обратно? – предложил он, шагая в сторону дома, и она не нашла, что ответить.
Когда стрелки на часах показали одиннадцать, Харуто спросил:
– Тебе не поздно?
Мисаки сидела, прижав колени к груди, на диване и слушала «Yesterday Once More» Карпентеров. В ответ на вопрос покачала головой. Почему только время летит так быстро?.. От ласкового и пронзительного голоса, раздающегося из колонок, сердце укутала нежная боль.
– Можно я переночую у тебя?
– Что? Но ведь брат будет переживать.
– Ничего.
– Но…
Чтобы он больше ничего не говорил, Мисаки поцелуем заставила Харуто замолчать. Пропустила свои пальцы через его и нежно сжала руку возлюбленного. Она почувствовала, какой он теплый. Вот бы вечно ощущать это тепло.
Харуто пытался что-то сказать. Но умолк, когда увидел влажные глаза Мисаки. Та прикрыла веки и спрятала лицо у молодого человека на груди.
«На свете сейчас нет никого ближе к Харуто, чем я. Но мы будем отдаляться. А потом и вовсе не сможем друг до друга дотянуться. Поэтому хочу побыть с ним – хотя бы сейчас. Только он и я…»
Ту ночь они провели вместе. Менялись теплом обнаженной кожи. Мисаки впитала в себя каждую клеточку его тела. Ее переполняло счастье. Эти мгновения она хотела пронести в памяти до конца жизни. И она сохранила все так, будто сфотографировала на пленку.
В щель между шторами пролились свежие утренние лучи, и Мисаки медленно проснулась. Почувствовав запах Харуто, вспомнила, что они уснули вместе. Девушка глядела на спящее лицо елозящего во сне возлюбленного. Он сопел, как ребенок. Интересно, что ему снится? Мисаки, кончиками пальцев погладив его щеку, тихо рассмеялась. Счастье уступило место сладкой боли, разлившейся в груди.
«Харуто… Если получится… – По лицу Мисаки скатилась слезинка. – …то хоть иногда… хоть изредка вспоминай меня, ладно?
Однажды ты женишься, будешь жить долго и счастливо, но хоть иногда вспоминай, что была в твоей жизни и такая девушка. Знаю, что многого прошу. Знаю… Но все-таки. Не забывай…»
Мисаки со всей нежностью поцеловала его в щеку. Слеза скатилась с ее лица на его.
«Представляю, как ты разозлишься, что я исчезла без следа. Ты решишь, что я бессердечная. Но ничего. Просто очень не хочу, чтобы ты видел, как я буду меняться. Ты должен запомнить меня такой, какая я сейчас. Пока мы с тобой ровесники.
Прости, Харуто».
Мисаки улыбалась, роняя слезы одну за другой.
– Я бы так хотела состариться с тобой вместе…
«Прости, что даже этого не могу…»
Она ушла тихо, чтобы он не заметил.
Спустилась по лестнице и медленно побрела прочь по залитой утренними лучами дороге.
Вдруг остановилась, подняла глаза на его окна. Тихо прошептала:
– Прощай, Харуто…
Мисаки ушла. И больше не оборачивалась.
Подул прохладный ветер, в котором уже чувствовалось дыхание осени.
Вот и вестник перемен.
Лето заканчивалось.
Глава третья
Осень
Прошла где-то неделя с тех пор, как Мисаки перестала выходить на связь.
Она не отвечала ни на звонки, ни на сообщения. В последнее время они меньше разговаривали, но так, чтобы совсем исчезнуть? Ничто не предвещало.
Харуто в очередной раз открыл журнал недавних вызовов и набрал Мисаки. Пять гудков, десять – с каждым новым тревога росла.
Почему же она не берет трубку? Молодой человек вздохнул, опустил телефон и набрал такое сообщение:
Очень переживаю, что ты не отвечаешь. Пожалуйста, напиши хоть словечко. Очень жду.
Харуто подумал, что неплохо бы добавить в сообщение хоть капельку мужества. Но у него не было времени терзаться над выбором слов. Отправил как есть, молясь, чтобы она отозвалась.
Фотограф положил телефон на стол и открыл окно. От холодного осеннего ветра, влетевшего в комнату, молодой человек вздрогнул, но от окна не отступил. В небе сияла прекрасная белая луна. Но сейчас она показалась Харуто печальной. Он закрыл окно и бросил взгляд на телефон. Злило, что тот равнодушно лежал на столе как ни в чем не бывало.
Прошло несколько дней, но Мисаки так и не ответила. Нет, что-то точно стряслось. Харуто не выдержал и решил сходить к ней домой.
Вечером по Умэгаоке гуляли студенты и молодые мамы с колясками – картина умиротворяющая и спокойная.
Харуто добрался к «Ариакэ-я» до открытия и заглянул внутрь через стеклянные двери, но никого не обнаружил. Обогнул идзакаю, поднялся по лестнице и решился позвонить в дверь. Однако ему не ответили. Неужели дома никого? Но ведь понедельник же. У Мисаки по понедельникам всегда выходной.
– Слушаю, – наконец раздался голос Такаси.
Харуто подпрыгнул и шагнул к двери:
– Это Асакура! Мисаки не дома?
Снова опустилась тишина, и молодой человек нетерпеливо постучался.
– Извините, вы тут?! Откройте, пожалуйста!
Такаси выглянул наружу. В его взгляде читалась откровенная враждебность.
– Мисаки на работе.
– Но сегодня же понедельник! У нее всегда выходной…
– Сказал, на работе – значит, на работе!
Он хотел уже захлопнуть дверь… но Харуто успел ее перехватить.
– Постойте! Я больше недели не могу с ней связаться! С Мисаки что-то случилось?!
Такаси раздраженно взъерошил себе волосы и, не глядя собеседнику в глаза, буркнул:
– Она не хочет тебя видеть.
– Как это?
– А вот так. Все, не приходи сюда больше! – И хлопнул дверью.
Харуто покатил велосипед по дороге, а сам пытался осмыслить слова Такаси. Но чем больше он думал, тем меньше понимал. Что вдруг такое нашло на Мисаки? Может, он ее чем-то обидел? Но ведь она ничем не показывала, что он ей