чтобы он увидел, как я превращаюсь в старуху. Кто угодно – но только не Харуто…»

Как-то, когда жара уже успокоилась, Мисаки отправилась к доктору Камии, чтобы узнать результаты анализов. Такаси вызвался поехать с ней, но она настояла на том, что сделает это одна. Если диагноз подтвердится, то брат наверняка впадет в буйство. Она обещала позвонить сразу, как только все узнает, и он нехотя согласился.

Точно так же, как и в прошлый раз, в кабинете ее ждало сразу несколько врачей и медсестер, а сам Камия говорил так спокойно, что в Мисаки ожила надежда. Однако…

– К сожалению, анализ подтвердил наше первоначальное предположение. У вас синдром перемотки.

Девушка почувствовала, как в ее душе щелкнула стрелка старения.

Ей подробно объяснили, на каком основании пришли к этому выводу, а также описали дальнейшее течение болезни – однако Мисаки толком не слышала, что ей говорят. Перед глазами потемнело, точно она опустилась на дно морской пучины, до ушей не доносилось ни звука. Женщина-консультант говорила с ней очень добрым голосом. Наверное, подбадривала. Но сердце девушки оставалось глухо.

– Доктор, скажите… – Мисаки сжала руки на бедрах в кулаки. – …сколько я еще буду такая, как сейчас?

Камия несколько замешкался с ответом.

– Сложно делать прогнозы, поскольку тут все очень индивидуально. Но если исходить из средних значений… – Он глубоко вздохнул. – Боюсь, что к зиме вы уже…

К зиме! Душу пронзило шоком. Всего несколько месяцев – и она превратится в старуху. К зиме перестанет быть собой. Ей осталось распоряжаться собственным обликом сущую малость.

– Скажите, а старение никак не остановить? Может, существует какой-нибудь способ? Операция? Может, если как-то пересадить, не знаю, костный мозг…

– Сожалею, – ответил Камия.

– То есть… – Голос Мисаки дрожал. – …мне остается только ждать, когда я стану бабушкой?

Врач ничего не ответил.

– А потом… я умру?

– У вас очень сложная болезнь. Однако, как я уже сказал, ее течение индивидуально. У вас мы обнаружили заболевание достаточно рано, и есть основания полагать, что она прогрессирует не слишком быстро. Мы сделаем все, что в наших силах. Не сдавайтесь.

Но душа Мисаки страдала тем сильнее, чем добрее ей улыбался доктор Камия.

Покинув больницу, девушка позвонила Такаси. Когда она объявила о своем диагнозе, брат на какое-то время лишился дара речи.

– Знаешь, доктор сказал, что я буду слабеть, и посоветовал прекратить работу.

– Ага.

– Жалко… – Мисаки облокотилась на колонну у выхода из клиники. – Только меня похвалили, что хорошо женщину постригла…

Она ведь недавно выбилась в стилисты. Пусть многое пока не удавалось, но она постепенно росла. Получила похвалу от клиентки и от директора.

Мисаки не могла поверить, что вот так оборвется ее мечта открыть свой собственный салон.

– Такаси… – Из глаз девушки потекли слезы. – Так обидно…

– Мисаки…

– Обидно!..

Она так хотела, чтобы ее руки преобразили побольше людей. Чтобы клиенты радовались. Чтобы почувствовали себя такими же счастливыми, как она тогда, в младшей школе, когда парикмахер сотворил настоящее чудо.

«Но теперь я стану старухой и больше ничего этого не смогу. Куда там других радовать, когда сама растеряю всю красоту…»

На станции Синдзюку она села на линию Кэйо. Сошла в Дайтабаси, побрела по улице Косю и перешла дорогу на оживленном перекрестке. В глубине жилого блока заметила небольшой скверик. За ним снимал квартиру Харуто. Мисаки впервые сюда пришла. Он упомянул, что тут живет, когда они проходили неподалеку.

Девушка позвонила в дверь, но ответа не последовало. Наверное, он еще на работе. Мисаки решила подождать.

А пока зашла в магазин купить попить, и на глаза попалось пиво. Камия предупредил, что ей нельзя алкоголь, но захотелось страшно. Так что девушка купила баночку и присела с ней на ступеньки возле дома Харуто.

Во рту горечью разлился хмель, и девушка перевела дух. Наверное, она в последний раз пила крепкий напиток. Мисаки не питала особой страсти к алкоголю, но все равно расстроилась.

Наконец свечерело. Небо, облака и деревья сакуры в сквере через дорогу окрасились алым, словно их охватило огнем. В ушах звенел стрекот цикад. Мисаки отставила банку из-под пива в сторонку.

– Мисаки?.. – услышала она голос Харуто. Включила улыбку и подняла голову. – Что такое?

Кажется, он встревожился.

– Прости, что без предупреждения.

– Да ты бы позвонила. Что-то случилось?

– Да нет? Просто захотелось удивить.

– Удивила. Э… я заскочу к себе?

– Неужели прогоняешь?

– Нет! Я не в этом смысле! Просто прибраться. Можно?

Минут через десять он пригласил ее внутрь. Квартирка оказалась чистенькая. В комнате стояли телевизор, книжный шкаф и двухместный диван. И не скажешь, что тут только что спешно наводили порядок.

Сверху на шкафу стоял фотоаппарат. Мисаки его сняла и с удивлением обнаружила, что он довольно тяжелый.

– Это мне отец подарил, когда я переезжал в Токио, – объяснил Харуто, который как раз вернулся в комнату с ячменным чаем.

«В этом фотоаппарате – воспоминания того Харуто, которого я не знаю. А я не знаю о нем очень много. Он живет на свете уже двадцать четыре года, из которых мы знакомы всего несколько месяцев. И каким он станет потом, я тоже…»

– А можно я тоже попробую поснимать?

Когда они вышли в сквер, Харуто выставил какие-то настройки и передал фотоаппарат Мисаки.

– Теперь осталось только нажать на кнопку?

– А чтобы прокрутить пленку до следующего кадра, потянуть вот этот рычажок.

Он показал ей как.

– Вот, теперь можешь снимать!

Девушка посмотрела в видоискатель и неуклюже попыталась наладить фокус. Почему-то мир через линзы фотоаппарата показался ей добрее, чем обычно.

Мисаки навела объектив на горку в углу сквера и медленно нажала на кнопку. Щелк! – и с приятным гудением вид навсегда впечатался в пленку.

– Все, готово?

Харуто рассмеялся и кивнул.

– А можно еще?

– Можно.

– Ура!

Мисаки, как ребенок, которому подарили игрушку, всюду бегала и снимала. Песочницу, качели, цветочки на клумбе возле лавочки – девушка запечатлевала один вид за другим.

Когда взглянула на счетчик, оказалось, что остался последний кадр.

– Всего один…

– Тогда давай снимемся вместе? А то у нас ни одной общей фотографии.

Мисаки нахмурилась. А если он заметит морщины? От этой мысли девушку бросило в дрожь. Поэтому она направила фотоаппарат на Харуто и истратила последний кадр.

– Готово! – с озорной улыбкой поддразнила его она.

Харуто надулся:

– Дала бы разочек тебя снять.

– Прости. Просто я нефотогеничная.

– Ну не знаю. Ты намного симпатичнее, чем сама думаешь.

От этих слов у Мисаки защемило сердце, и она не нашлась с ответом.

Молча отдала Харуто фотоаппарат с израсходованной пленкой и