— Было пару раз, — неохотно призналась Мирабель.

— Но ты все-таки злишься на нее.

— Если бы ты знал, что она сделала… Ты оделся? Отлично. Идем вниз.

— Нет, вниз мы не идем, — возразил Дик.

Он подошел к двери и плотно закрыл ее, накинув при этом дверной крючок на петлю.

— Почему?

— Во-первых, ты едва одета.

— А во-вторых? — Мирабель слегка улыбнулась.

— Расскажи мне, что она натворила такого страшного.

— Но зачем?

— Мирабель, как я смогу помочь тебе, если не знаю, какая кошка пробежала между вами? Я даже не смогу поддержать тебя при разговоре. Ну разве что своим присутствием…

— Мне слишком больно об этом вспоминать.

— А мне больно видеть, что ты мучаешься.

— Дик… нас ждут внизу.

— Они подождут, — решительно сказал он. — А если посмеют вести себя бесцеремонно, то легче легкого будет выставить их за дверь. Если же ты беспокоишься за сохранность картофельного салата, то гарантирую, что они не сбегут с ним — если твоя сестра заявилась к тебе в такую глушь, да еще и бойфренда прихватила для пущей уверенности, то беседы с тобой она не может не дождаться.

— Хорошо, уговорил.

Вместо того чтобы начать изливать душу, Мирабель подошла к книжной полке. Порывшись в лежащих там папках и журналах, она извлекла картонную папку с завязочками. Подойдя к Дику, она бросила папку ему на колени.

— Что это? — удивленно спросил он.

— Не спрашивай. Открой.

— Хорошо.

Он дернул за тряпичные завязки, и папка распахнулась.

— Мирабель, что это? — повторил он.

— Это? Это мои картины.

Около двух дюжин рисунков красовалось на бумажных листах стандартного офисного формата для писем и бланков, распечатанных на цветном принтере.

— Кажется, это распечатки, — пробормотал Дик, перебирая листы.

— Да, ты верно заметил. Это распечатки, Дик. Это все, что у меня осталось от моих картин, потому что они мне больше не принадлежат.

Дик открыл было рот, чтобы задать вопрос, но Мирабель приложила палец к губам. Опустившись прямо на пол, скрестив по-турецки ноги, наклонив голову так, что черные волосы почти заслонили лицо шелковистым занавесом, она начала сбивчивый рассказ.

За минуты, пронесшиеся вихрем, но показавшиеся Дику вечностью, он узнал от Мирабель то, что даже и предполагать о ней не мог.

Оказывается, еще в школе она подавала большие надежды по части рисования. Преподаватели отмечали у нее необычную колористику, смелость в смешивании и сочетании красок и приемов… Ей одинаково удавались и карандашные портреты, и яркие пейзажи акварелью или маслом. Но больше всего Мирабель тяготела к своеобразным графическим сюжетам, которые могли быть как классическими, так и вольными. Она с одинаковым удовольствием рисовала этюды на заданную тему, иллюстрации к сказкам, натюрморты с «одушевленными» фруктами и овощами, рекламные плакаты…

Так она и получила стипендию в университете.

Ей прочили блестящее будущее, но Мирабель как-то не задумывалась об этом. Дик предположил, что она слишком распылялась на псевдобогемный круг общения, различные тусовки и прожигание жизни в барах.

О нет, ничего подобного… Она так отдыхала, но учебе и работе уделяла более чем достаточное время. И между делом умудрялась начинать и заканчивать полноценные картины. В них она вкладывала всю душу, все своеобразие своего вкуса, фантазию и свои представления о стиле.

Картины она никому не показывала. Почему? Бог его знает… Может быть, в ней напрочь отсутствовало тщеславие? Может, потому, что считала — в мире искусства и богемы и так полным-полно желающих продвинуться, заявить о себе, явить миру весьма средние произведения и при любой возможности пиариться?

Как бы то ни было, картины эти никто не видел… А их уже набралось изрядное количество. И тут Мирабель загремела в больницу.

— Дальше я тебе рассказывала.

— Рассказывала, да не все, моя милая. Выкладывай теперь то, о чем умолчала раньше…

Мардж навещала ее в больнице. В отличие от Мирабель она не слишком-то преуспела. Стипендию она не получила, а таких денег, чтобы самой оплатить свое обучение, не заработала. Так и подрабатывала то в одной закусочной, то в другой. Снимала комнату вместе с еще двумя приятельницами. Ходила в кино на утренние сеансы, а по вечерам раскручивала завсегдатаев баров на стакан имбирного пива.

— Ты сама сообщила ей, что тяжело больна?

— Нет. — Пауза. — Это сделал мой… приятель. Да, тогда я встречалась с Томми, начинающим продавцом в бутике. Томми навестил меня в больнице один раз, принес маленькую орхидею. Услышал, что пока нет ясности насчет моего здоровья. А в следующий раз он заглянул уже с намерением попрощаться. «Ты же понимаешь… э-э-э… Мирабель… ты хорошая девушка… и талантливая… но… э-э-э… я же не могу ждать столько времени… ты должна меня понять… а в данный момент со мной хочет встречаться Сара… помнишь, такая, с африканскими косичками… Ну вот, собственно говоря, и все… Не переживай, старушка, наверняка ведь выкарабкаешься… Будешь снова на Манхэттене — позванивай, выпьем в баре… э-э-э…»

— Вот подлец! — с чувством произнес Дик.

Дальше история приняла неожиданный оборот. Мардж, навещая сестру, попросила у нее ключи от квартиры. Цветы поливать и всякое такое… И вообще, квартира ведь простаивает пустая. Мало ли что. Мардж бы пока пожила в ней, заплатила квартирной хозяйке… Мирабель согласилась с этими доводами и дала ключи.

— Что было дальше?

— Ты не поверишь.

— Поверю. Продолжай.

В один прекрасный день Мардж появилась в палате, где лежала Мирабель, с какими-то бумагами. Состояние Мирабель было не из легких. Все плыло перед глазами, словно туман окружал ее.

— Мардж сказала, что положение тяжелое. Это я знала от лечащего врача и без нее. Она сказала, что надежда все равно есть. Опять же это не слишком сильно расходилось со словами врачей. Можно, сказала она, попробовать новую терапию. Но полной гарантии врачи не дают, поэтому мне следует подписать бумагу, где я даю согласие на данный вид лечения и заверяю, что не буду иметь впоследствии претензий к врачам, так как они сделают все возможное.

— Какая глупость! — с досадой сказал Дик. — Стали бы они подсылать к тебе с этими бумагами сестру.

— Тогда это не было для меня столь очевидным. К тому же учитывая мое состояние… Я все подписала. Как в тумане, поставила подпись там, куда Мардж ткнула пальцем. «Надо бороться за свое место под солнцем», — сказала она и ушла. Откуда мне было знать, что она имела в виду себя?..

— Продолжай.

— Среди тех бумаг была совершенно особая бумага. Если верить моей подписи на ней, я передала Мардж исключительные авторские права на все те картины, которые она обнаружила в моей квартире…