А потом ворота закрылись.

Я вернулась к кровати, легла и уже привычно обняла одеяло. Силы покинули меня, они вытекли, как молоко вытекает из разбитого глиняного кувшина. И о том, что мне нужно немедленно выбираться из комнаты Павла, я вспомнила только тогда, когда раздался громоподобный голос Егора:

– Дженни!

Дверь распахнулась, и мое сердце полетело в бездну. В ту самую, на дне которой в ожидании жертвы хорошо устроились острые камни и перекрученные коряги… «Давай, Дженни, иди к нам. Настал твой час».

Егор увидел меня и, наверное, очень быстро приблизился, но показалось, будто он шел целую вечность.

Прекрасная картинка… Я лежу на кровати Павла и обнимаю его одеяло… Хорошо, хоть одетая…

– Я запретил тебе появляться здесь. Как ты открыла дверь?

Каждое слово звучало, точно приговор, и я стала медленно подниматься, чтобы чувствовать себя более защищенной. Хотя что могло меня защитить? Физически я тянула лишь на цыпленка.

– Это получилось случайно, – выдохнула я, стараясь оградить Эмму от неприятностей.

По лицу Егора было многое ясно. В его душе клокотала злость на мать и, скорее всего, мысленно он продолжал с ней разговаривать (уже не выбирая выражений). Серо-голубые глаза потемнели, тяжелый взгляд разбирал мое тощее существо на молекулы, вены на шее вздулись. И я слышала оглушающий стук его сердца и ловила горячее дыхание.

– Я запретил тебе появляться здесь! – повторил Егор в два раза громче, и его щека дернулась. – Соскучилась по кровати, на которой кувыркалась с моим братом?

И он сделал еще шаг ко мне, сократив расстояние до метра.

Наверное, в жизни каждого цыпленка бывает такой отчаянный момент, когда он готов броситься на коршуна. Нет, не от смелости, а от страха. Когда терять нечего, когда лучше зажмуриться и атаковать врага, чем позволить смертельным когтям вонзиться в хрупкое тело. Но не только это буквально сорвало меня с места, я не могла простить Егору гадкого слова – «кувыркалась». Оно больно хлестнуло по лицу, ослепило и обрушило на меня горечь вселенской потери.

Я врезала кулаком в грудь Егора и замахнулась вновь, но через мгновение мое запястье было поймано и крепко сжато – молниеносная реакция, против которой у меня нет ни опыта, ни сил. Наши глаза встретились, и я, не выдержав напряжения, судорожно выпалила:

– Не смей так разговаривать со мной!

Дернув руку, я с удивлением обнаружила, с какой легкостью она выскользнула из ладони Егора. И я чуть не потеряла равновесие, оказавшись на свободе.

– Иди к себе, – хрипло произнес он, посмотрел на смятую постель, отвернулся и вышел из комнаты.

Тело била дрожь, и я обняла себя за плечи, чтобы немного успокоиться. Только в этот момент я поняла, что с отъездом Елены Валерьевны мы с Егором остались вдвоем на большей части дома. До бабушки близко и далеко… Теперь завтракать, обедать и ужинать мы будем чаще вдвоем, чем с кем-либо. На креслах, диванах и стульях будут оставаться лишь наши вещи…

Капли дождя в коридоре – кто-то из нас вернулся домой.

Аромат кофе – кто-то из нас держит в руках горячую чашку.

Приоткрытая дверь бассейна – кто-то из нас двоих плывет к бортику.

Свет в библиотеке – это Егор или я в кресле с книгой.

По лестнице вверх я поднималась быстро, перешагивая через ступеньку. Мне срочно требовалось отыскать точку опоры и успокоить душу. Моя бедная душа, ей сегодня досталось слишком много. «Соскучилась по кровати, на которой кувыркалась с моим братом?» Слова жалили, мучили, а отмахнуться от них не получалось.

Я решительно достала две коробки с краской для волос. Цвет – горький каштан. Горький – это хорошее слово, оно мое, оно и есть я.

Инструкция зашуршала, взгляд побежал по строчкам. Вроде все просто, я справлюсь. «Вылить… добавить… тщательно перемешать… нанести… подождать… смыть…» Нужно только найти подходящую кисточку.

Когда чуть позже я посмотрела в зеркало, я почувствовала некоторое успокоение. Мои волосы никогда не были светлыми, но теперь они были темнее, насыщеннее, а на бледной коже более отчетливо проявлялась россыпь конопушек.

«Волосы твои? Твои. Значит, ты можешь делать с ними все, что захочешь. И готовься, Егору это не понравится», – слова Кристины.

– Я не кувыркалась с твоим братом, я его любила, – произнесла я и твердо добавила: – и сейчас люблю.

Бабушка смотрела долго, будто подбирала слова, чтобы охарактеризовать изменения в моей внешности. Затем покачала головой и коротко вздохнула.

– Не могу сказать, что мне нравится, но твою красоту трудно испортить. Она природная и особенная. К сожалению, подростков уж очень тянет на перемены, и, наверное, я должна радоваться, что ты не перекрасила волосы в синий или зеленый цвет. – Бабушка усмехнулась и устроилась за столом. – Присаживайся. Я решила разобрать украшения и обнаружила довольно много забытых брошек. А забывать такое великолепие нельзя. Это все ручная работа, а некоторые экземпляры делались под заказ по моим эскизам. – На белоснежной скатерти в три ряда лежали различные брошки. Бабушка придвинула ближе одну из шкатулок и заглянула в нее, но потом все же медленно перевела взгляд на меня и недовольно добавила: – Давай договоримся, что больше никаких кардинальных перемен в твоей внешности не будет. Мне это категорически не нравится.

– В ближайшее время не будет, – пообещала я и села.

– Почему ты не в школе?

– Раз в месяц у нас семинар, поеду немного позже.

– Ты завтракала?

– Да.

– Одна?

– Да.

– Егор уехал рано, он заходил ко мне часов в семь.

Утром я отправилась к бабушке, желая поговорить о Елене Валерьевне. С одной стороны, вчера я услышала достаточно, с другой, я не представляла, какой будет наша жизнь дальше. Отсутствие еще одного человека в доме невозможно не почувствовать, даже несмотря на то, что Елена Валерьевна обычно пропадала надолго. Теперь я знала, с кем она встречалась…

– Я не видела Егора сегодня.

– Дженни, – бабушка взяла брошку-колибри, усыпанную мелкими разноцветными камушками, повертела ее и небрежно отложила в сторону. Видимо, это яркое украшение не слишком-то ей нравилось. – Тебе уже известно, какие перемены произошли в нашей семье. Все шло к этому. Скажу больше, я с нетерпением ждала, когда эта женщина покинет наш дом. Да, я не желаю произносить ее имя. Сейчас я как никогда сожалею о том, что помешала Андрею жениться на твоей маме. Мой сын мог бы быть счастливым… – Тяжелый судорожный вздох вырвался из груди бабушки, брови встретились на переносице, а кончики пальцев застучали по столу. – Но не будем об этом. Уверена, ты понимаешь, как сейчас тяжело Егору. Он не из тех людей, которые будут жаловаться или просить помощи, однако на него навалилось слишком много… – На этот раз бабушка посмотрела на меня холодно и испытующе. Неожиданно я поняла, что она скажет далее, и автоматически взяла первую попавшую брошь. В моей руке оказался маленький чертополох: колючий стебель с веерной шишечкой цветка и острый лист. Почти черное украшение с еле заметными серебристыми прожилками. Нарочно состаренное, выразительное и грубоватое. – Дженни, ты должна поддержать Егора. Будь чаще рядом с ним, всегда можно поговорить на отвлеченные темы, сходить в бассейн или выпить кофе. Проблемы бывают в каждой семье, главное – держаться вместе и проявлять чуткость друг к другу. Я рассчитываю на тебя.