Энни кусает губы. Она с обычными-то детьми обращаться не умеет. А тут девочка с норовом, да еще и пережившая трагедию… Стоп. Пожалуй, саму Энни кто-нибудь описал бы точно так же.

Что значит «она уехала»? Кейти, как ты могла ее отпустить?

– Извини. Я не меньше твоего удивилась, когда она позвонила и сказала, что возвращаться не собирается.

Стоя на кухне у сестры, я читаю напечатанную записку, которую оставила мне Энни:

С трудом удерживаюсь, чтобы не упасть и не разрыдаться. Энни уехала, Уэс тоже. Значит, уехала и Кристен? Я примчалась сюда зря? Кейт наливает воды в стакан и, не отрывая от него взгляда, говорит:

– Энни сейчас летит в Париж.

У меня перед глазами все расплывается. Пошатнувшись, хватаюсь за горло:

– Что? Как? Почему ты позволила ей уехать за границу, не сказав мне?

Кейт ставит графин на стол:

– Она будет жить в семье и работать няней. Погоди, не сходи с ума. Отдышись. Несколько месяцев в Париже пойдут ей на пользу. Если честно, идея моя, только сначала она как будто не заинтересовалась. Ты понимаешь, – Кейт хмурится, – что она приезжала сюда искать Кристен?

Мое сердце бьется быстрее.

– Нашла?

Кейт удивленно разевает рот:

– Нет! Рик, разумеется, нет! Серьезно, завязывай с этим. Ты же понимаешь, что занимаешься ерундой. Чтобы помочь Энни, ты должна научиться жить дальше.

Смотрю на сестру, чувствуя, как к горлу подступают слезы.

– Кейт, я не сумасшедшая, и Энни тоже. Просто Кристен жива, и я ее найду.

Кейти смотрит на меня тяжелым взглядом:

– Давай не будем спорить. Останемся каждая при своем мнении.

– Хорошо, – выдыхаю я. – Но ты увидишь.

– Ты глушила себя работой, и у тебя не было времени все переварить. Запихивать собственные чувства в портфель с деловыми бумагами не всегда полезно, сестренка.

– Кейт, моя работа для меня важна, – говорю я, отстраняясь и вытирая глаза. – Это клей, который не дает мне развалиться на части. Я только тогда и чувствую себя более или менее нормальным человеком, когда работаю. Все остальное у меня выходит паршиво.

Кейти берет меня за плечи:

– Неправда.

– Правда. Я дерьмовая мать, – говорю я и прикусываю губу, чтобы не выболтать то, о чем до сих пор не говорила сестре и о чем больше всего сожалею: в то последнее утро я не обратила внимания на ненормальную взвинченность Кристен – никогда не смогу выразить, как мне стыдно.

– Думаю, мать из тебя, как минимум, не совсем дерьмовая, потому что Энни по-прежнему тебя обожает.

– Ага. И поэтому летит через Атлантику, ничего мне не сказав. – При мысли о том, что дочь сейчас в Париже одна, я содрогаюсь. Опять наваливается страх. – Я полечу за ней. Только за паспортом съезжу…

– Не надо. Она уже не ребенок. И пожить несколько месяцев во Франции ей будет полезно. В том письме, которое ты получила, тебя мамиными словами призывают проанализировать свое прошлое. Вот для чего ты приехала. – Лицо Кейт озаряет улыбка: – Путешествие по тропам твоей памяти можем начать в «Мустанге». С меня бургер и пиво.

– Какое еще пиво? Нет! Я должна искать Кристен!

Только с какой стороны взяться за дело? У меня внутри все обрывается: скорее всего, ее нет на острове. Энни не уехала бы, если бы могла надеяться, что сестра где-то здесь. Перечитываю записку, и только теперь до меня доходит.

– Она заблокировала мои звонки! – Я в панике. Становится трудно дышать. – Кейт, я не могу с ней связаться!

– Успокойся. Я буду звонить и писать ей, пока она за границей. А ты должна уважать ее желания. Она просит, чтобы ты на время отпустила ее от себя.

– Нет! Это нелепо! Помоги мне! Пожалуйста, набери ее и скажи, что я здесь и что она должна отвечать на мои звонки!

– Ага, сейчас. Чтобы она и мои вызовы заблокировала.

Я запираюсь в крошечной гостевой спаленке, которую Кейт отдала в мое распоряжение, достаю из сумочки телефон и звоню Брайану. Слушая гудки, замечаю, что окошко по-прежнему закрыто белыми ставнями-жалюзи, а старинный бабушкин стол уставлен экзотической зеленью разнообразных оттенков.

– Привет, – говорит Брайан. – Что случилось?

– Случилось вот что. Наша дочь сейчас направляется в Париж. Я приехала на остров, а ее здесь нет.

– Забавно.

– Нет. Это ужасно. Она от меня отгородилась.

– Я разговаривал с ней перед выездом. У нее все в порядке.

Знаю, что не права, но чувствую себя так, будто меня предали. Почему она позвонила отцу, а мои звонки заблокировала? Он работает ничуть не меньше моего, но, поскольку я мать, расплачиваться приходится мне.

– Где она будет жить? У кого работать?

– Хм… Точно не помню. Пришлю эсэмэску.

Нажимаю отбой. Похоже, разговор с бывшим супругом ничем мне не помог. Но нет, он, как и обещал, присылает мне информацию о работодателе Энни. Слава богу!

Я сажусь на кровать, открываю ноутбук и пишу:

Отрываю руки от клавиатуры. Лучше даже не представлять себе, как такие слова будут восприняты. Профессор может подумать, что я плохая мать и совсем не общаюсь с собственной дочерью. Или, того хуже, что я мамаша-вертолет, которая вечно нависает над головой взрослого ребенка. Пожалуй, и то и другое правда.

Сердце замирает, стоит мне подумать, что Энни сейчас летит высоко над океаном совершенно одна. Прикусив губу, снова заношу пальцы над клавишами: