Винты закрутились быстрее. Солдаты бросились врассыпную.

– Как мыши от кота, – рассмеялся главковерх.Молодецкий аэроплан ему явно нравился.

Крылов незаметно подмигнул конструктору: не тушуйтесь, всёидет хорошо. Вынул белый платок, дал Рутковскому отмашку на взлет.

В салоне «Муромца» были готовы. Командир сунул в ротнезажженную папиросу. Второй пилот Шмит надел огромные очки, специально длясмотра одолженные у знакомого шоффэра. Поручик Лучко из суеверия поплевал назатвор пулемета. Механик Степкин потрогал шнурок своей иерусалимской ладанки исотворил крестное знамение.

– Сначала корабль произведет стрельбу помишеням, – докладывал Крылов. – Потом, поднявшись на максимальнуювысоту, исполнит на снижении фигуры пилотажа. «Бочку», атаку с пикирования,«петлю Нестерова».

Главнокомандующий неопределенно промычал – эти термины емубыли неизвестны.

– Для «петли Нестерова» машина слишком тяжела. Сорветсяв штопор, – усомнился генерал Боур.

– У штабс-капитана Рутковского вряд ли, вашепревосходительство, – вежливо ответил полковник, опередив возмущенныйпротест конструктора.

«Илья Муромец» в два счета сшиб пулеметным огнем все мишени.Хитрую безоткатную пушку с него убрали, вместо нее установили второй пулемет,«гочкис». И правильно сделали. Когда в «максиме» перекосило кассету спатронами, летчик-стрелок просто переместился к «гочкису». На земле короткогоперерыва в стрельбе даже не заметили.

– Отменно, отменно, – повторял великий князь,глядя в небо то через бинокль, то просто так, из-под ладони. Взгляд у еговысочества был орлиный – дальнозоркий.

Конструктор ободрился, даже позволил себе с насмешкойпоглядывать на враждебных генералов – у тех вид был так себе.

– Отменно, – повторил Никник, провожая движениембинокля падающий воздушный змей, из которого эффектно сыпались клочья горящейпакли. – Нам бы такую птичку в турецкую войну. Да ударить по Плевне огнемиз-под облаков, а, господа?

В свите почтительно засмеялись.

– Вверх пошел, – сообщил Крылов. –Запланирован подъем до четырех тысяч метров!

– Дались вам метры, полковник. – Ненужных заимствованийу заграницы Николай Николаевич не одобрял. – Чем русские сажени нехороши?

Начальник Авиаканца сразу же воспользовался оплошностьюКрылова:

– А на подъеме он все-таки тяжел. Посмотрите, вашевысочество. Как медленно набирает высоту! С «мораном» никакого сравнения.

– Вы находите? – Главковерх скосил глаза навторого специалиста.

Тот важно кивнул:

– А дирижабль поднимается еще быстрей.

– Неправда! Неправда! – шептал конструктор. –Не слушайте их, императорское ваше высочество!

Странно смотреть на высочество с высоты, пришла в головуштабс-капитану Рутковскому странная и, вероятно, даже предосудительная мысль.Следующая была еще менее почтительной: с пятисот метров свитаглавнокомандующего была похожа на обсиженную блестящими мушками навозную кучкупосреди зеленого луга. Вот так же и Всевышний взирает на власть земную с небес,подумалось командиру нечто уж совершенно невообразимое, так что он встряхнулсяи заставил себя сосредоточиться на полете.

– Идем до потолка. Утеплиться!

Все надели кожаные куртки на меху, а некоторые особеннозябкие предприняли еще и дополнительные меры предосторожности. Лучко наделпуховые варежки, его работа на сегодня закончилась, стрелять больше непридется. У Шмита была чувствительная кожа, он натер свои румяные щеки мазью«Веселый лыжник». Степкин поверх всего нацепил ватную безрукавку.

– Что двигатели, Митрофан Иванович? – спросилРутковский, зная, что механик умеет на слух уловить малейшую неисправность.

– В порядке, Федор Сергеевич.

– Ну, с Богом.

Корабль пошел на вираж, плавно ввинчиваясь в синее небо. Завысотомер сегодня отвечал Шмит – надо же было чем-то занять мальчика.

– …Тысяча. Тысяча сто. Тысяча двести, – монотоннодокладывал он.

Аэроплан вел себя умницей. Рутковскому казалось, что машинаидет вверх сама, а он лишь сопровождает ее движение поворотами руля и нажатиемпедалей.

Командир оглянулся на экипаж.

Жора Лучко блаженно улыбался – предвкушал, какславно-полноправно сегодня напьется после смотра.

Второй пилот не отрывал глаз от прибора, преисполненныйважности своего задания.

– Две сто. Две двести. Две триста. Две четыреста…

Митрофан Иванович слушал машину, пыхтя от сосредоточенности.

– Степкин, плесни чайку, – лениво пошутил стрелок.

Узкоголовый, круглый в своей пухлой безрукавке механикдействительно был похож на кипящий самовар.

Шмит прыснул и доложил:

– …Две пятьсот.

– Ну, легкого взлета, мягкой посадки, –напутствовал полковник «Михаила Юрьевича Долохова» и с удовольствием посмотрел,как легко и красиво взлетает американский циркач. Этот на завтрашнем смотре ужточно не подведет.

Аэроплан марки «вуазен-5» Зепп выбрал не столько из-залетных качеств, сколько из-за устройства кабины. Модель была нестандартная,первоначально предназначавшаяся для авиашколы и полетов с инструктором, поэтомусиденья располагались рядышком. Фон Теофельс желал лично руководитьэкспериментом.

Тимо раскрыл фибровый чемоданчик, в котором размещаласьцелая мини-лаборатория: склянки, алюминиевые коробочки, бутылочки, проводочки –много всякой всячины.

– Я буду лететь очень ровно, – крикнулЗепп. – А ты смотри, не расплескай. Не то сам знаешь.

Этого можно было не говорить. Ручищи Грубера по ухватистостипоспорили бы с самым надежным зажимом.

– Берешь пирофор «Файерблиц» – это ячейка XIX,левая. – Сейчас гауптман говорил по-немецки – дело серьезное, да и кто ввоздухе подслушает. – Он подойдет в самый раз – и по эффекту, и по цвету.Проблема – правильно подобрать емкость.

Помощник взял склянку, наполненную желто-бурой жидкостью. Крезиновой пробке была прикреплена резиновая трубочка.

– Ставь штативы!

Чемоданчик, лежащий на коленях Тимо, моментально превратилсяв лабораторный столик, в котором были установлены маленькие штативы с четырьмяпузырьками примерно одного размера, но с разной толщиной стекла.

Очень осторожно Тимо наполнил их все пирофором, следя, чтобни одна капелька самовоспламеняющегося вещества не вошла в соприкосновение своздухом: тщательно герметизировал пузырьки дополнительными заглушками,подсоединил трубку к первому, наполнил, закупорил; проделал ту же операцию совторым, третьим, четвертым.