Человек, которому есть что сообщить о вечере в субботу.

— Ваше имя, пожалуйста?

— Мистер Рыцарь.

— А фамилия?

— Субботний.

— Боюсь, что не осмелюсь передать миссис Шелтон такого родаинформацию. Вы сказали, мистер Субботний Рыцарь?

— Правильно, — подтвердил я. — Ры-ца-рь.

— Да, я это поняла, но фамилия?

— Фамилия — Субботний.

— Субботний Рыцарь? Боюсь, что…

Затем я услышал, как кто-то спросил:

— Роза, что за чушь ты там несешь?

Наступило молчание. Очевидно Роза, прикрыв микрофон рукой,что-то объясняла Карлоте Шелтон.

Через несколько мгновений в трубке раздался голос другойженщины, сдержанный, настороженный и холодный.

— Не могли бы вы сказать несколько больше о вашем деле,мистер Рыцарь?

Я не преминул воспользоваться случаем.

— Передайте миссис Шелтон следующее. Скажите ей, что ДональдЛэм, частный детектив, остановился в мотеле «Эджемаунт» и занимается проверкойлиц, которые находились в известном ей месте в субботу вечером на предметвыявления среди них потенциальных свидетелей случившихся там событий.

— Кто это говорит? Вы сказали, что ваше имя — мистер Рыцарь?

— На самом деле, — ответил я, — мое имя — Санта-Клаус. Япытаюсь передать некоторую информацию, которая может помочь Карлоте Шелтон. Лэмне дурак, и он собирается доложить обо всем своему клиенту, если кто-нибудь егоне остановит. Я и так слишком далеко высунулся, чтобы оказать ей услугу.Полагаю, что вы секретарша Карлоты Шелтон. Вы могли бы проследить, чтобысказанное мною дошло по назначению.

Повесив трубку, я вернулся в мотель «Эджемаунт» и лег впостель. Я не думал, что смогу заснуть, но тем не менее проспал всю ночь.Ничего не произошло.

На следующее утро в девять тридцать, изменив голос, япозвонил к нам в офис и, назвавшись оператору на коммутаторе Гарри Карсоном,сказал, что я свидетель, с которым пытался связаться Дональд Лэм, и спросил,можно ли позвать к телефону мистера Лэма.

Девица на коммутаторе ответила, что она свяжет меня ссекретаршей мистера Лэма, и через несколько секунд я услышал голос Элси Бранд.

Некоторое время я выдавал себя за Гарри Карсона на тотслучай, если меня подслушивают на коммутаторе, но мой измененный голос не смогодурачить Элси.

— Где же вы сейчас, мистер… Карсон? — спросила она.

— На работе.

— А где именно?

— Лучше тебе не знать этого.

— Берта вопит как зарезанная.

— Пусть себе вопит.

— Но она уволит меня, если узнает, что я разговаривала стобой и не сказала ей, где ты находишься.

— А где я нахожусь?

— Ну, я… я не знаю. Ты же мне не говоришь.

— В том-то и дело. Вот ты и не знаешь. Околачивается вокругнашего офиса Фрэнк Селлерс?

— Только этим и занимается! — воскликнула она. — Он дваждызаходил сюда за последние полчаса.

— И Берта хочет знать, где я, гм… а?

— «Хочет» не то слово!

— Ладно. Вот что ты услышала от меня. Звонил из города.Сказал, что очень хотел бы переговорить с Фрэнком Селлерсом, что пытаюсь найтиего, поэтому и позвонил в офис, чтобы узнать, там ли он. Ты ответила, что егонет и что Берта Кул желает поговорить со мной, а я ответил, что просто не могутратить время на разговоры с ней до тех пор, пока не поймаю Селлерса, так как уменя для него очень важная информация.

— А что еще передать?

— А то, что я повесил трубку.

Так я поступил, прервав разговор.

Затем сел и начал ждать.

Ждать и догонять — всегда действуют на нервы, а самоеобидное — это то, когда вы ожидаете понапрасну.

Как однажды сказал мне один из моих друзей: «Если ждешьважного телефонного звонка, то не сиди у телефона, а иди в ванную».

Ничего не дождавшись, после полудня я снова позвонил в нашофис.

— Какие новости, Элси?

— Берта писает кипятком.

— И пар идет?

— Лучше не спрашивай!

— Мне кто-нибудь звонил или искал?

— Очень многие.

— А кто искал?

— Какая-то женщина. Сказала, что предпочитает не называтьсебя, но подождет твоего прихода.

— Высокая блондинка с…

— Нет, жгучая брюнетка.

— Молодая, старая?

— На вид от двадцати восьми до тридцати лет.

— Как она выглядела?

— Как конфетка.

— Так и не сказала, что ей нужно?

— Нет.

— Долго ждала меня?

— Целый час. Вопреки моим заверениям, она почему-то былауверена, что ты придешь. Некоторое время находилась в приемной, затем зашла комне и поинтересовалась, звонил ли ты.

— И ты ей наврала?

— Могла бы без зазрения совести. Только ты же не звонил, такчто врать было незачем.

— А что еще можешь сообщить о ней?

— Цвет чулок, духи, которыми она пользуется, где покупаласвои сумочку и туфли. Знаю, что была замужем и развелась, что у нее естьдружок, за которого не прочь выйти замуж, но он помалкивает об этом. Ивозможно, так и не сделает ей предложения. Она вполне откровенно призналасьмне, что заарканить его довольно трудно…

— Короче, — прервал я, — обычный бабий треп.

— Попал в точку!

— А что ты рассказала о себе?

— Ничего.

— Где вы болтали: у тебя в конуре или в приемной?

— В моей комнатушке. За неимением места ей пришлось присестьна край стола, чтобы пооткровенничать… Ножки у нее что надо!

— О’кей. Думаю она вернется.

Повесив трубку, я вновь занялся ожиданием.

И опять ровным счетом ничего!

В три часа дня я позвонил Берте Кул.

— Где, черт подери, ты сшиваешься? — рявкнула она.