— По уши в деле.

— В каком деле?

— Это не телефонный разговор.

— Селлерс пытается добраться до тебя. Ему есть о чем с тобойпоговорить.

— И я бы хотел встретиться с ним, но мне нужно перед этимзалатать пару дыр в своей версии.

— Мне тоже нужно поговорить с тобой.

— О чем же?

— Дональд, я хочу быть уверенной на сто процентов, что мы неутаиваем от полиции никакой информации.

Селлерс подвел черту. Если мы не скажем ему, кто наш клиент,нас оставят без лицензий. Он согласен даже на то, чтобы мы сообщили этуинформацию устно и без свидетелей, и пообещал держать в тайне, от кого получилэти сведения, но если мы намерены играть в молчанку, то они под тем или другимпредлогом прикроют нашу лавочку. Дал понять, что полиция не потерпит, чтобы втаком важном деле, как убийство, частные детективы водили их за нос.

— Когда он сказал тебе это?

— Вчера после обеда и повторил сегодня в девять часов утра.

— И ты раскололась?

— Нет.

— Был ли он во второй половине дня?

— Нет, не был.

— Звонил?

— Тоже нет.

— Значит, ты все же раскололась.

— Ничего подобного.

— Берта, не ври!

— Черт с тобой, раскололась! Должна же я спасти свою шкуру!

— Вот как? А я-то ломаю голову, почему Селлерс не нашелменя, чтобы прижать к ногтю. Ему это уже не нужно, раз взял тебя на пушку.

Но все это неофициально. Он обеспечит нам крышу.

— Какая чушь!

— У меня не было выхода! Пахнет жареным. Ты читал о том, чтотворилось вчера в суде?

— Нет, а что?

— Окружной прокурор пытался взять отсрочку из-за смертиРонли Фишера. Защита встала на дыбы. Кончилось тем, что суд предоставилпрокуратуре сорок восемь часов для назначения нового представителя обвинения ина его ознакомление с делом. Похоже, что все думают, что Фишер что-то раскопал,нашел какого-то потрясающего свидетеля, которого собирался представить суду.Окружной прокурор не может допустить проиграть процесс против Клиффса, аполиция — чтобы убийство Фишера осталось нераскрытым. Заглядывают через лупупод каждый камешек, трясут всех подряд.

— Ну, — заметил я, — это только подтверждает твои слова отом, что нам не по зубам тягаться с полицией.

— Как и о том, что тебе не мешало бы немного сбить спесь ихотя бы убедить Фрэнка Селлерса, что ничего не скрываешь, — ну и помочь ему,что ли, своей смекалкой.

— Моя смекалка до сих пор была ему до лампочки.

— А вот теперь понадобилась.

— Перебьется!

— Сам-то ты где?

— Не скажу!

— Черт тебя подери — что это еще за фокусы. Как это «нескажу»? Я же твой партнер. Ты не можешь…

— Ты передашь Селлерсу.

— Ну и что?

— Я еще не готов к встрече с ним.

— Зато он готов… Спит и видит!

— Этого-то я и боюсь, — ответил я и повесил трубку.

День тянулся ужасающе медленно.

Ничего не происходило. Словно затишье перед бурей.

Я включил радио. Передавали, что суд по делу СтонтонаКлиффса и Мэрилен Картис по обвинению в убийстве жены Клиффса возобновитсязавтра, и что окружной прокурор назначил для участия в процессе своего новогопомощника, и что полиция отрабатывает версию, будто Ронли Фишер опрашивал покаеще не известного свидетеля по этому делу, когда его настигла смерть.

В четыре часа дня я решил, что сыт по горло ожиданием. Вкомнате стоял телевизор, и, опустившись на пол, я прикрепил к нему снизу спомощью клейкой ленты добытые мною отпечатки пальцев.

Упаковав свою сумку, я уже собрался уходить, когда в дверьтихо постучали.

Я подошел и открыл дверь.

Мне не доводилось видеть Карлоту Шелтон во плоти, но ее фотовстречал в прессе неоднократно.

Плоть у нее была на загляденье.

Сделав вид, что совершенно застигнут врасплох, я промямлил:

— Вы… откуда же… Я… Добрый день!

— Добрый день, — отозвалась она. — Позвольте мне,пожалуйста, войти?

Переступив порог, она закрыла дверь за собой и стояла,заложив руки за спину, пристально меня разглядывая. Затем улыбнулась. Казалось,в этой блондинке с длинными ногами жизнь бьет ключом. У нее глубокие, голубыеглаза, а на губах играла обещающая улыбка.

— Что ж, Дональд, — сказала она.

— Вы знаете, кто я?

— Конечно же знаю, и кто вы, Дональд, и чем занимаетесь.Теперь ответьте, Дональд, что вы пытаетесь пришить мне? Я Карлота Шелтон.

— Уверяю вас, что ошибаетесь!

Она приблизилась с присущей ей похотливой грацией, котораяпривлекала внимание к ее походке.

— Не возражаете, если я присяду? — спросила она и, недожидаясь ответа, опустилась в кресло, положив ногу на ногу. — Вы задаетеслишком много вопросов.

Вам так не кажется, Дональд?

— Но если ничего не спрашивать, то ничего и не узнаешь.

— Тоже верно, Дональд, но излишнее любопытство можетобернуться для вас нежелательными последствиями… Здесь немного жарко. Невозражаете, если я сниму свой жакет.

— Поступайте, как вам заблагорассудится.

— До какой степени мне это не возбраняется?

— На ваше усмотрение.

— Ловлю на слове.

Она скинула жакет, подошла ко мне вплотную, обняла запоясницу и с напускной искренностью взглянула в глаза.

— Дональд, вы ведь не станете причинять вреда женщине, нетак ли?

— Нет, если могу обойтись без этого.

Руки ее соскользнули с моей поясницы на бедра.

Она еще плотнее прижалась ко мне.

— Я всегда благосклонна к моим друзьям, но ненавижу своихврагов.

— И правильно поступаете.

Она прижала к своим мои бедра, а затем вдруг отступила,расстегнула молнию и выскользнула из платья.

На ней остались трусики, бюстгальтер и чулки, а столькрасивых ног, как у нее, мне еще, пожалуй, видеть не доводилось.