– Как вы узнали?

– Пожалуйста!

Вейзак посмотрел на Джонни, затем медленно сунул руку под халати вытащил старый бумажник, пухлый и бесформенный.

– Откуда вы узнали, что я ношу фотографию матери? Ее нет вживых, она умерла, когда нацисты оккупировали Варшаву…

Джонни выхватил бумажник. Вейзак и Браун застыли отизумления, Джонни открыл бумажник и, не обращая внимания на прозрачные кармашкидля фотографий, полез в глубину – его пальцы торопливо перебирали старыевизитные карточки, оплаченные счета, погашенный банковский чек, старый билет накакое-то политическое собрание. Он вытащил маленькую любительскую фотографию,вклеенную в прозрачный пластик. С нее смотрела молодая женщина с простым лицом– волосы убраны под платок, улыбка излучает свет и молодость. Она держит заруку мальчика. Рядом стоит мужчина в польской военной форме.

Джонни зажал фотографию между ладонями и закрыл глаза,сначала было темно, но затем из темноты стремительно появился фургон… нет, нефургон, а катафалк. Катафалк, запряженный лошадьми. С фонарями, покрытымичерным крепом. Конечно же, это был катафалк, потому что они…

(умирали сотнями, нет, тысячами, не в силах противостоятьброне, вермахту, кавалерия девятнадцатого века против танков и пулеметов,взрывы, крики, падающие солдаты, лошадь с развороченными внутренностями ивыкатившимися белыми яблоками глаз, рядом перевернутое орудие, и все же онидвижутся, движется вейзак, стоя в стременах, и сабля его высоко в воздухе подпроливным дождем осенью 1939 года, за ним, увязая в грязи, следуют его солдаты,орудие фашистского «тигра» ищет его, нащупывает, целится, стреляет, и неожиданнотуловище исчезает, сабля вылетает из рук; а дорога ведет в варшаву, инацистский волк рыщет по европе.)

– Пожалуй, пора кончать с этим, – сказал Браун далеким ивстревоженным голосом. – Вы слишком возбуждены, Джонни.

Голоса доносились издалека, из коридора времени.

– Он в трансе, – сказал Вейзак.

Здесь жарко. Он обливается потом. Обливается потом, ведь…

(город в огне, тысячи беженцев, ревущий грузовик, петляя,движется по мощенной булыжником улице, в кузове тесно сидят немецкие солдаты вшлемах-котелках, они машут руками, и молодая женщина уже не улыбается, онабежит, надо бежать, ребенок отправлен в безопасное место, и вот грузовиквъезжает на тротуар, ударяет ее крылом, ломает бедро, отбрасывает в витринучасового магазина, и все часы начинают бить, бить, потому что пора пробитьвремя.)

– Шесть часов, – произнес Джонни хрипло. Глаза егозакатились так, что стали видны выпуклые белки. – Второе сентября тысячадевятьсот тридцать девятого года, и отовсюду голоса кукушек.

– О боже, что это? – прошептал Вейзак. Сестра отступила,прижавшись к энцефалографу, она побледнела от испуга. Все напуганы, ибо смертьвитает рядом. Она всегда здесь витает, в этой…

(больнице, запах эфира, кричат в этой обители смерти, польшапала под молниеносным ударом вермахта. сломанное бедро. мужчина на соседнейкойке просит воды, просит, просит, просит. она вспоминает: «МАЛЬЧИК СПАСЕН».какой мальчик? она не знает, какой мальчик? как его зовут? она не помнит.только одно…)

– Мальчик спасен, – прохрипел Джонни. – Так-так. Так-так.

– С этим пора кончать, – повторил Браун.

– Что вы предлагаете? – срывающимся голосом спросил Вейзак.

– Это зашло слишком далеко, чтобы…

Голоса затихают. Их обволакивает туман. Все в каком-тотумане. Европа в тумане войны. Все в тумане, кроме вершин, горных вершин…

(швейцарии. швейцария, и вдруг ее имя – БОРЕНЦ. ее имяИОГАННА БОРЕНЦ, и муж ее инженер или архитектор, словом, тот, кто строит мосты.он строит в швейцарии, а там козье молоко, козий сыр. ребенок, оооох, какиероды! тяжелейшие роды, и ей нужны наркотики, морфий, этой ИОГАННЕ БОРЕНЦ, и всеиз-за бедра, сломанного бедра, оно зажило, оно успокоилось, но сейчас онопроснулось и болит под нажимом тазовых костей, раздвигающихся, чтобы пропуститьребенка. один ребенок, два и три. и четыре. они появляются не все сразу – этоурожай многих лет, они…)

– Детки мои… – протянул Джонни вовсе не своим, а каким-тоженским голосом… Потом он запел что-то непонятное…

– Что это, боже правый… – начал было Браун.

– Польский, он же поет по-польски! – закричал Вейзак. Онвытаращил глаза и побледнел. – Это колыбельная, на польском, о господи, что жэто в самом деле?

Вейзак наклонился, будто хотел вместе с Джонни перешагнутьчерез годы, перепрыгнуть через них, будто…

(мост, какой-то мост, в турции. затем другой мост среди жарыюго-восточной азии, не в лаосе ли? не разберу, потеряли там человека, ГАНСА,затем мост в виргинии, мост через РЕКУ РАППАХАНОК и еще один в калифорнии, мыхотим получить гражданство и занимаемся языком в маленькой душной комнате напочте, где всегда пахнет клеем. идет 1963 год, ноябрь, и когда мы узнаем, что вдалласе убит кеннеди, мы плачем, а когда маленький мальчик отдает салют у гробасвоего отца, она думает: «мальчик спасен», и это навевает воспоминания окаком-то пожаре, каком-то большом пожаре и скорби, что за мальчик? она грезит онем, это вызывает головную боль. а человек умирает, ХЕЛЬМУТ БОРЕНЦ умирает, иона с детьми живет в кармеле, штат калифорния, в доме на… на… на… не вижутаблички, она в мертвой зоне, так же как лодка, как стол для пикника налужайке, в мертвой зоне. как варшава, дети уходят один за другим, матьприсутствует на школьных выпусках, а бедро болит. один погиб во вьетнаме. состальными все в порядке. еще один строит мосты, ее зовут ИОГАННА БОРЕНЦ, иночами в одиночестве она то и дело думает в пульсирующей темноте: «МАЛЬЧИКСПАСЕН»)

Джонни поднял на них глаза. С головой творилось что-тостранное. Ореол над Вейзаком исчез. Джонни снова был самим собой, только ощущалслабость и легкую тошноту. Он мельком взглянул на фотографию и отдал ее.

– Джонни? – спросил Браун. – Как вы себя чувствуете?

– Устал, – пробормотал он.

– Можете объяснить, что с вами произошло?

Джонни посмотрел на Вейзака.

– Ваша мать жива, – произнес он.

– Нет, Джонни. Она умерла много лет назад. Во время войны.

– Ее сбил немецкий военный грузовик, и она через витринувлетела в часовой магазин, – сказал Джонни. – Она очнулась в больнице, ноничего не помнила. У нее не было удостоверения личности, никаких документов.Взяла имя Иоганна. Я не разобрал фамилии, а когда война кончилась, уехала вШвейцарию и вышла замуж за швейцарского… инженера, что ли. Его специальность –строительство мостов, а звали его Хельмут Боренц. Так что ее фамилия по мужубыла – и есть – Иоганна Боренц.