– Ну в смысле ты чем думаешь заниматься? Одеждой,мебелью или промышленным дизайном?

– Думаю, одеждой. Я с детства люблю шить. А ты?

– Шить? Ненавижу! Я вообще пока ни фига не знаю. Были уменя планы, но… рухнули. Теперь надо снова определяться.

– А ты у мамы остаться не хочешь?

– Вот еще!

– А почему? В Америке все-таки такие перспективы…

– У нас тоже перспектив до фига!

– А парень у тебя есть?

– А у тебя есть?

– У меня есть!

– Познакомишь?

– Нет.

– Почему это? Боишься, что отобью?

– И не мечтай! Просто он живет в Канаде! –засмеялась она.

– А у меня нет постоянного… Вообще-то они все придурки.

– А со взрослыми не пробовала?

– Пробовала!

– И что?

– Тоже придурки, только старые!

– Ты с ними… делала секс? Я заржала.

– У нас так не говорят: делала секс!

– А как?

– Ну или занималась любовью, или просто трахалась. Естьеще куча всяких синонимов, но ты не поймешь.

– Ну так ты с ними… трахалась?

– Конечно. Только не спрашивай, понравилось ли мне.

– Не понравилось, значит?

– Нет, – отрезала я.

– Это потому что без любви…

– Да ну, так моя Лёка могла бы рассуждать.

– Лёка?

– Бабка моя. Ах, любовь, ах, верность… Хренотень одна.

– Что? Слушай, давай по-английски, я что-то тебяплоховато понимаю.

– О'кей!

Мы провели чудесный день. Алина побыла с нами часа два,потом уехала, и мы вдвоем с Ариадной ездили обедать в итальянский ресторанчик,где порции были такие, что мы не могли съесть и половины. Оставшееся намуложили в коробочки.

– Стаська вечером доест, – сказала Ариадна. –Или мы сами. А еще я вас обязательно свожу в «Тони Ромас», там порции вообщегигантские, но очень вкусно.

– Это что, мексиканский ресторан?

– Да нет, сугубо американский. Там подают ребрышки.Какие хочешь, свиные, говяжьи, телячьи, с каким угодно гарниром. Тебе должнопонравиться, мамочка, ты же любишь косточки глодать. Господи, какое счастье,что ты приехала…

Стаська вернулась домой в начале двенадцатого, веселая,раскрасневшаяся, хорошенькая.

– Фу, устала! – Она плюхнулась на диван вгостиной, сбросила с ног туфли. – Сан-Франциско – охренеть можно! Такаякрасотища!

– У вас с Лёкой завтра экскурсия по Сан-Франциско! –как-то робко напомнила Ариадна.

– Без меня! Я завтра договорилась с ребятами… Мнеабсолютно до фени всякая экскурсионная дребедень! Что мне интересно, я и такувижу, без всяких тоскливых лекций! Завтра в девять за мной заедетСимон. – И словно предотвращая вопросы, добавила: – Это Ниллин троюродныйбрат, классный парень.

– Стасенька, я вот тут купила тебе телефон…

– Мобильник? Кайф! Хотя вы небось надеетесь держатьменя на коротком поводке? Фигушки!

– Сию минуту сядь нормально и сбавь тон! – прикрикнулая на нее. – Ты вздумала командовать тут? Носом еще не вышла!

– Лёка!

– Ничего не Лёка! Ты знаешь, я ненавижу хамство! Мамакупила экскурсию на нас двоих…

– Я ее не просила. Вам что, обязательно нужно, чтобы япомирала с тоски? Посмотрите налево – там один козел построил то-то, посмотритенаправо, там дом одной знаменитой козы… Очень интересно! И у меня деньпропадет, и тебе, Лёка, я весь кайф сломаю. Оно вам надо? Ну все, я спатьпошла.

– Стасенька, а ты есть не хочешь?

– Не-а! Мы ужинали в «Тони Ромасе». Я наелась до потерипульса! Кстати, советую сходить, вкуснотища!

И она побежала вверх по лестнице, оставив туфли посредигостиной.

– Мама, что это? Она всегда такая? – испуганнымшепотом спросила Ариадна.

– Да нет, только в последнее время. Но знаешь, в чем-тоона права. Пусть не едет завтра с нами. Что называется, себе дороже. А ты проэтого Симона что-то знаешь? Он не наркоман?

– Нет, он приличный парень из приличной семьи, учится вПринстоне. Господи, мамочка, какой я груз на тебя взвалила… Когда я уезжала,она была такая милая…

– Ребенку нужна мать, и никакая бабушка ее не заменит,особенно учитывая, что мать жива… Скажи мне, почему ты ни разу не приехала? Какя поняла, ты за эти годы повидала мир…

Она вспыхнула, потом побелела, губы задрожали.

– Я не могла… я боялась…

– Чего ты боялась?

– Что меня не выпустят обратно… Что ты мне непозволишь… Я не знаю, мама, прости меня, пожалуйста, прости! Мне все казалось,что в Москву я еще успею… Да ты вспомни, из какой Москвы я уезжала… Грязь,пустые полки, крысы по помойкам и подъездам… А ГУМ? А «Детский мир»? Каквспомню эти очереди, и толкучку вокруг… Ужас! А тут я попала в другоеизмерение.

– И тебе сразу отшибло мозги, да?

– Знаешь, наверное, да… Я просто без ужаса не моглаподумать о возвращении… Думаешь, я не понимаю, как виновата перед вами? Но Богменя уже наказал… И очень жестоко… Гарик был моей последней надеждой, а теперьвсе…

– Да что за чушь, почему все? Тебе только тридцатьсемь…

– Но я невезучая… Мне с мужчинами не везет… Тебе вотповезло с папой, а мне такой не встретился.

– Да, мне с папой повезло, хотя и я на многое закрывалаглаза.

– Думаешь, я не была готова на многое закрыть глаза? Ноон просто испарился, исчез из моей жизни, так что…

– Ничего, Адя, будет и на твоей улице праздник. А чтокасается экскурсии, то я поеду одна, ничего страшного.

– Мама, но ведь если пойти у нее на поводу завтра…

– Я просто не хочу, чтобы она испортила настроение себеи нам всем. Пусть веселится, ей предстоит трудное время: окончание школы,экзамены в институт, пусть отдыхает на всю катушку.

– Ну раз ты так считаешь, мамочка, пусть, – согромным облегчением сказала моя дочь.

Утром я встала очень рано. Кажется, сегодня будет хорошийдень. Я вышла на задний дворик, именуемый здесь бэк-ярдом, и села напластиковое кресло. За сетчатым забором простирались зеленые холмы Калифорнии.Какой дивный свежий воздух, хотя и холодно пока. Я вернулась в дом, взяла плед,укуталась в него и снова села. Как в раю. Тишина, мирный пейзаж, корова пасетсяна склоне холма, черная кошка сиганула мимо, а за ней огромный рыжий котище. Унас мартовские кошачьи игры, а здесь, видимо, февральские. Хорошо. Может быть,все правильно? Может быть, мы все трое в результате поймем друг друга? Это будетнелегко. Ариадна раздражает меня, раздражает и Стаську. Похоже, в создавшейсяситуации ее больше всего волнует несостоявшаяся свадьба… Наверное, ее можнопонять: уязвленное самолюбие одно из самых непереносимых чувств…