И все же, как только за мной захлопнулась входная дверь особняка, я выдохнула спокойно. Желая утихомирить предсказуемо расшалившиеся нервы, отправилась на кухню, долго, будто готовящийся к операции хирург, мыла руки. Подошла к холодильнику, дернула ручку и, уставившись в его распахнутый зев, словно четки, принялась перебирать названия хранящихся там продуктов, представлять в виде ингредиентов, комбинировать, размышлять о том, какие блюда можно приготовить.

Брокколи, сливки, яйцо, сыр – идеальное сочетание. Отварить слегка зеленые соцветия в подсоленной воде, натереть на мелкой терке твердый сыр, смешать половину со взбитым яичком и жирными сливками. Залить капусту полученной смесью, посыпать оставшимся сыром. Запечь в духовке и наслаждаться. Бесконечно, каждым отправляемым в рот кусочком. Восхитительно нежный сливочный вкус спаржевой капусты, грубоватый (на контрасте) сырный, связующая «нить» яйца – от одной мысли об этом рот наполнился слюной. Но нет. Это слишком долго – сейчас мне нужно быстрое решение. Такое, например, как итальянская брускетта.

Бросив на огромную сковороду-гриль четыре куска белого хлеба, я включила плиту на минимум и занялась начинкой. Лоснящиеся, самодовольные помидоры возмущенно брызнули соком под ножом, но быстро смирились с уготованной судьбой быть порубленными на небольшие (не более сантиметра) кусочки. Не хотел сдаваться и чеснок. Пришлось на него надавить. Плоской стороной ножа. Хрустнувшие зубчики более охотно расстались с охраняющей их белоснежную красоту шелухой. Мелко порубила три штуки. Через пресс было бы быстрее, зато так гораздо вкуснее.

Зелень. Мелко, но не до сока. Слегка прогреть томат с чесноком на сковороде с каплей оливкового масла. Именно прогреть – не пережаривать. Натереть чесночком хлеб – выложить начинку. Посыпать зеленью. Подавать с сыром, маслинами, вином. Конечно же, итальянским.

Красиво разложив брускетту на огромном, с колесо, белом блюде, я вдохнула аромат. Пробовать не решилась – неизвестно, как сложится дальнейший день, и чеснок – не лучшее его начало. Да и в конце концов процесс всегда привлекал меня больше результата. Судьба блюда интересовала меня мало – может, скормлю его Аленке, угощу Коломойского или порадую олуха – благодарного почитателя моего кулинарного таланта.

Неизвестность убивала. Пару раз я порывалась набрать помощницу, и всякий раз откладывала телефон в сторону. Не имея представления, где она и чем занимается, я представляла самое страшное. Поэтому я одновременно ждала и боялась звонка. Но к тому моменту, как он раздался (а произошло это очень не скоро), уже была готова к любому исходу, справедливо полагая, что всякая реальность лучше порожденных моим воображением фантазий.

– Арин, ты сидишь? – голос Аленки торжественно звенел. Почему-то это показалось мне недобрым знаком. Хотя понятно почему – в состоянии повышенной тревожности хороших новостей не ждешь, готовишься к худшему.

– Уже села!

– Тогда вставай и танцуй! Ты свободна!

– Как так? Погоди! Ничего не понимаю! Ты можешь все нормально объяснить?

– Непременно! При встрече. Скоро будем. Уже мчим.

Что происходило дальше, помню плохо – все как в тумане.

Не знаю, как работает следствие в обычных обстоятельствах, но «нужных» людей оно способно порадовать своей оперативностью. Например, меня из подозреваемой в потерпевшую перевели буквально в считаные дни. Проверили сохранность электронного браслета, заставили поставить добрый десяток различных подписей и отпустили в мир, что называется, с богом. Интернет-общественность, к тому моменту изрядно утомленная моей историей и активно пережевывающая громкий развод футболиста и балерины, новость эту встретила сдержанно. Арабы, разорвавшие «финиковый» контракт практически до того, как успел остыть труп Краснопольского, даже не удосужились принести извинения. О возобновлении сотрудничества речи не шло. То ли передумали продвигать товар на российский рынок, то ли нашли другого блогера – того, которого не посадят в любой момент в тюрьму, поставив тем самым под угрозу реализацию рекламного проекта. Постепенно жизнь входила в привычное русло, возвращала обычный ритм. И только редкие визиты Коломойского то с одной бумагой, то с другой напоминали о случившемся со мной происшествии. Агента 007, который, по официальной версии, спланировал и организовал хитроумное преступление, так и не поймали – когда Алена со следователем явились к нему домой, того уже и след простыл. И только еще горячая кастрюля говяжьего гуляша намекала на его присутствие.

– Нет, какой все же этот Коломойский молодец, – восторгалась Аленка. – Как быстро во всем разобрался, жаль, чуть-чуть не успел.

– Да, кто бы мог подумать, что этот Агент окажется таким шустрым. Наш пострел везде поспел. И какой изобретательный, а главное – обязательный. Обещал устроить мне веселую жизнь и ведь сдержал же слово!

– И не говори. Но и Тихон хорош…

– Это да. Если бы не он… Одного не пойму, что я ему сделала? Зачем и почему он так со мной?

– Кто ж его разберет. Может, деньги?

– Деньги? Откуда? Агент этот, 007 который, сама говоришь, обычный чудак из хрущевки. Да и у Тихона ничего не нашли.

– Мало ли, – Алена пожала плечами, – может, наследство какое. Или в рулетку выиграл. А потом сам деньги у Тихона и забрал. Или пообещал вознаграждение, а платить нечем – вот и избавился от помощника, чтобы тот долги не требовал. Или…

– Да поняла я, поняла.

И действительно, чего цепляюсь? По большому счету, какая разница, как и почему сошелся маньяк-хейтер и садовник? Дело почти закрыто – осталось поймать убийцу. Главное – с меня сняты все подозрения, а там хоть трава не расти. Конечно, какое-то время придется походить с охраной, но уже то, что я вообще могу выходить из дома, дорогого стоит.

Случилось же, по версии следствия, следующее: Агент 007, в миру Лобанов Степан Георгиевич, 1989 года рождения, по официальной версии следствия, испытывая личную неприязнь к Арине Тарелкиной, вступил в преступный сговор с Тихим Тихоном, в миру Артемьевым Тихоном Ивановичем, с целью оговора потерпевшей. Переводя с канцелярского языка на русский, маньяк-злопыхатель совместно с садовником придумали и воплотили в жизнь чрезвычайно коварный план, цель которого – подвести меня под монастырь, а вернее, тюрьму. Имея беспрепятственный доступ в хозяйский дом, Тихон выкрал и изготовил дубликат ключей, включая электронные – сегодня и это не проблема. Затем, используя медицинский шприц с тонкой иглой, накачал поданные к столу фрукты сильным снотворным и, дождавшись, когда нас с подругой вырубит, провел в дом Краснопольского. Был ли парень с преступниками изначально в сговоре или его использовали вслепую, до конца не ясно, но то, что он усиленно создавал в агентстве видимость наших с ним «рабочих» отношений, наводило на мысль о том, что невинным агнцем точно не был. О роли агнца жертвенного, впрочем, тоже не подозревал.

Как уж Агент, Тихон и «мальчик по вызову» нашли друг друга, как договорились меня подставить, кто, кому и что за это пообещал, предстоит узнать следствию. Зная Коломойского, эти пробелы он непременно заполнит. Но уже сейчас более-менее ясна схема, по которой преступники действовали.