Узкий, не подсвеченный коридор (я так и не решилась дотронуться до выключателя) вел в темную и зловещую пустоту. По обеим сторонам еле заметно белели закрытые двери. Насколько я помнила, за каждой находились небольшие клетушки по одной для каждого работника. Кухня и санузел – общие. Обычное общежитие, хоть и не лишенное дизайнерского очарования – даже в этом Влад остался верен себе. Помпезные и несколько неуместные в предложенных обстоятельствах интерьеры объяснялись желанием моего мужа лишний раз пустить гостям пыль в глаза, а никак не проявлением его заботы об интересах персонала. Хотя он, бывало, любил порассуждать о том, как повезло «челяди» проживать среди подобной роскоши. Где бы еще они каждый день любовались на потолочные лепнины и акварельных купидонов?

Когда-то последние и впрямь производили впечатление, но время безжалостно даже к розовощеким ангелочкам. В последний раз я была здесь лет пять назад – сразу после смерти Влада, и уже тогда они выглядели заметно потускневшими. Представляю, что сделалось с ними теперь. Хотя нашла тоже о чем думать: бледные от времени изображения крылатых младенцев далеко не самое страшное, что мне предстояло увидеть.

Хорошо, что у меня был с собой носовой платок, которым я предусмотрительно оборачивала ручки дверей перед тем, как за них взяться. Зажав им рот и нос, с трудом сдерживая рвотные позывы, я аккуратно обошла тело Тихого Тихона. Похоже, смерть застала его в тот момент, когда он собирался завтракать. На это намекали порезанные крупными ломтями хлеб и колбаса. Щедро, размашисто, по-мужски. Не думаю, что садовник ждал гостей. Во всяком случае, не тех, ко встрече с которыми готовишься, – никакой сервировки. Все просто. Пожалуй, даже чересчур – чашка с отбитым краем (одна), ложка, давно мечтавшая о чистке, дешевый пластиковый электрический чайник – еще горячий, тепло проступало даже через платок. Хм… Значит, погиб Тихон совсем недавно. Мысль эта неожиданно заставила сердце биться сильнее. А что, если… Нет, не может быть – Коломойский наверняка здесь все осмотрел! Хотя что он мог за короткое время своего отсутствия? Во флигеле два этажа, добрый десяток комнат, не считая хозяйственного цоколя. Если бы я захотела надежно укрыться хоть даже от полиции – лучше места не найти.

Ноги сделались ватными, руки похолодели. Черт меня дернул сюда полезть! Сделала бы как велели, а теперь что? Хоть в окно лезь. Я одновременно боялась оставаться в комнате с трупом и вернуться в зловещую темноту холла. Прижатая страхом к стенке, я все же решила сделать то, за чем явилась, – осмотреть комнату. Уверена, Коломойский никогда бы не покинул место преступления, не убедившись, что преступник не прячется где-то в доме. Так что бояться мне нечего. Но я все равно боялась.

Беглый осмотр ничего не дал. Тем более я и сама не знала, что ищу. Не помогал и страх, липкой рукой державший меня за горло. Не в силах избавиться от ощущения присутствия в доме постороннего, я поминутно вздрагивала от каждого шороха, источником которого сама и являлась.

Комод, доверху наполненный грязными носками. Преодолевая отвращение, я переворошила текстиль – если где и прятать что-то, то только здесь.

Наполовину пустой гардероб – франтом Тихон не был. Пустые ящики письменного стола, невесть как и зачем тут очутившегося, – чудаковатость моего супруга не знала границ. Ничего не удалось найти и под ковром, матрасом, в наволочке и прочих местах, традиционно используемых в качестве тайников. Ничего! Значит, как ни восставало против этого все мое естество, осмотра трупа не избежать.

Мне «повезло» – Тихий Тихон упал на спину. Если бы он решил умереть лицом вниз, пришлось бы ворочать тело, и не факт, что моей решимости на это бы хватило. Еще бы глаза догадался зажмурить – заказала бы ему мраморный памятник в награду. Теперь же пусть довольствуется гранитным.

Возможно, мои размышления покажутся вам циничными, но такова защитная реакция психики. Хотела бы я иметь возможность заламывать руки в истерике, ахать по-бабьи или, округляя глаза до размера тарелок, рассказывать подругам об «ужасном» событии, случившемся в моем доме. Увы, подобная роскошь мне недоступна, как и стандартные сценарии женского поведения. Когда на кону свобода, еще и не на то пойдешь. Размышляя подобным образом, скорее чтобы отвлечься и подавить рвущиеся наружу естественные инстинкты, я аккуратно провела осмотр. Ничего, кроме простенького кнопочного телефона. Полистала историю – пусто. Ни единого смс, даже из банка. История звонков тоже девственно-чистая. Положим, это он зря – следствие с легкостью получит детализацию у оператора сотовой связи. Я вернула трубку на место. Поднимаясь, неожиданно перехватила «взгляд» Тихого Тихона – стеклянными глазами смотревшего куда-то вверх.

– Ну же, дружок, – прошептала я чуть слышно. – Помоги мне. Подскажи, где искать? Или я зря играю в мисс Марпл и тут ничего нет?

Тихий Тихон, который и при жизни-то разговорчивостью не отличался, теперь и вовсе не планировал баловать меня беседой. Хотя будь по-другому, я, пожалуй, сильно бы напряглась.

– Что? Что ты хочешь мне сказать? – не сочтите за сумасшествие. Просто больше просить помощи было не у кого. Но Тихон, разумеется, молчал. Лишь продолжал смотреть немигающим взглядом вверх, туда, где на потолке белела простенькая люстра-тарелка. Подчиняясь шестому чувству, я подошла к выключателю и, не забыв обернуть руку платком, щелкнула им. Вспыхнувшая лампочка света почти не добавила – перебить солнечный, струящийся из окна, ей было не под силу. Электрическое освещение не смогло пробиться через прямоугольный предмет, лежавший внутри светильника, в виде перевернутого зонта.

Я, пожалуй, опущу рассказ о том, как двигала стул, аккуратно выставляла его возле тела, чтобы не задеть покойника, – угораздило его умереть прямо под люстрой! И о том, как испачкалась о сажистую пыль, ровным слоем покрывавшую осветительный прибор изнутри, и сразу перейду к делу – поведаю, что достала из весьма примитивного тайника записную книжку. Быстро спрыгнула на пол, поставила стул на место, дрожащими руками принялась листать записи. Вздох разочарования вырвался из груди – ровные столбики цифр, в одних из которых легко угадывались даты, в то время как другие не вызывали никаких ассоциаций. Если эти записи и могли помочь в расследовании, то только после расшифровки. Впрочем, не удивлюсь, если они вообще не имели никакого отношения к делу. Возможно, это просто рецепты удобрений или пропорции используемых Тихоном инсектицидов. Почему тогда они оказались внутри люстры? Как знать, возможно, парень разрабатывал секретные формулы повышающих урожайность препаратов. Я вон свои записи тоже исключительно в сейфе храню.

И все же информация требовала детального изучения – не в моем положении пренебрегать зацепками.

Не стану утомлять вас также описанием эмоций, сопровождавших мой путь по темному коридору. Не буду рассказывать, как кралась практически на ощупь, каждую секунду ожидая нападения коварного убийцы, притаившегося в темноте, – его присутствие ощущалось буквально физически. Духу осмотреть дом, чтобы подтвердить или опровергнуть подозрения, у меня, конечно, не хватило.

Только выбравшись из флигеля, я почувствовала себя в относительной безопасности. Хотя о какой безопасности может идти речь, если дом мой – больше не моя крепость? Если по нему, как по своему собственному, разгуливает преступник, спокойно убивая людей прямо у нас под носом?