Внезапно Ренисенб, очнувшись от своих мыслей, поняла, чтоКайт, нахмурившись, смотрит на нее. Видно, Кайт что-то сказала и теперь ждет отнее ответа.

— Ренисенб тоже забыла, — повторила Кайт. В Ренисенбневольно поднялось чувство протеста. Ни Кайт, ни Сатипи, ни кому-либо другомуне дано право указывать ей, что она должна или не должна забыть. Она твердо идаже с некоторым вызовом встретила взгляд Кайт.

— Женщинам в семье, — продолжала Кайт, — следует держатьсязаодно.

Ренисенб обрела голос.

— Почему? — громко и дерзко спросила она.

— Потому что у них общие интересы. Ренисенб покачалаголовой. Она думала: «Да, я женщина, но я еще и сама по себе. Я Ренисенб».

А вслух произнесла:

— Не так все это просто.

— Ты ищешь неприятностей, Ренисенб?

— Нет. А кроме того, что ты имеешь в виду под«неприятностями»?

— Все, что говорилось в тот день в зале, должно быть забыто.

Ренисенб рассмеялась.

— До чего же ты глупая, Кайт. Ведь это слышали слуги, рабы,бабушка — все! Зачем делать вид, что ничего не произошло?

— Мы были раздражены, — тусклым голосом произнесла Сатипи. —Но и в мыслях не держали делать того, о чем кричали. — И с лихорадочнойпоспешностью добавила:

— Хватит говорить об этом, Кайт. Если Ренисенб ищетнеприятностей, дело ее.

— Я не ищу неприятностей, — возмутилась Ренисенб. — Нопритворяться глупо.

— Нет, — возразила Кайт, — это как раз умно. Не забудь, чтоу тебя есть Тети.

— А что может с Тети случиться?

— Теперь, когда Нофрет умерла, ничего, — улыбнулась Кайт.

Это была безоблачная, довольная, умиротворенная улыбка, иснова все в Ренисенб восстало против.

Тем не менее к словам Кайт следовало прислушаться. Теперь,когда Нофрет нет в живых, все стало на свои места. Сатипи, Кайт, ей самой,детям — всем им ничто не угрожает, в семье царит мир и согласие, за будущееможно не беспокоиться. Чужая женщина, внесшая в их дом раздор и страх, исчезланавсегда.

Тогда почему при мысли о Нофрет у нее в душе всепереворачивается? Откуда это необъяснимое чувство жалости к умершей, которуюона не любила? Нофрет была злой, она умерла. Почему не забыть про нее? Откудаэтот внезапный прилив сожаления, а то и больше, чем сожаления, скорейсочувствия, сопереживания ей?

Ренисенб в недоумении замотала головой. После того как всеушли в дом, она осталась сидеть у воды, стараясь привести свои мысли в порядок.

Солнце стояло совсем низко, когда Хори, пересекая двор,увидел ее, подошел и сел рядом.

— Уже поздно, Ренисенб. Солнце заходит. Тебе пора в дом.

Его уравновешенный тон, как всегда, подействовал на нееуспокаивающе. Повернувшись к нему, она спросила:

— Должны ли женщины в семье держаться заодно?

— Кто это тебе сказал, Ренисенб?

— Кайт. Они с Сатипи… — Ренисенб замолчала.

— А ты… Ты хочешь мыслить самостоятельно?

— Мыслить? Я не умею мыслить. Хори! У меня в голове всеперепуталось. Я перестала понимать людей. Все оказались вовсе не такими, какимия их считала. Сатипи, по моему мнению, всегда была храброй, решительной,властной. А теперь она покорная, неуверенная, даже робкая. Какая же она насамом деле? За один день человек не может так измениться.

— За один день? Нет, не может.

— А кроткая, мирная, бессловесная Кайт вдруг принялась насвсех учить! Даже Себек, по-моему, теперь ее боится. Яхмос, и тот сделалсядругим — он отдает распоряжения и требует, чтобы его слушались!

— И все это сбивает тебя с толку, Ренисенб?

— Да. Потому что я не понимаю. Порой мне приходит в голову,что даже Хенет может оказаться на самом деле совсем не той, какой я привыкла еесчитать.

И Ренисенб засмеялась — таким вздором ей представились еесобственные слова. Но Хори даже не улыбнулся. Его лицо было серьезно.

— Ты раньше мало задумывалась о других людях, верно,Ренисенб? Потому что, если бы задумывалась, ты бы поняла… — Он помолчал, азатем продолжал:

— Ты замечала, что во всех гробницах всегда есть ложнаядверь?

— Да, конечно. — Ренисенб не сводила с него глаз.

— Вот так и люди. Они создают о себе ложное представление,чтобы обмануть окружающих. Если человек сознает собственную слабость,неумелость и беспомощность, он прикрывается таким внушительным заслономсамонадеянности, хвастовства и мнимой твердости, что спустя время сам начинаетверить в свои силы. Считает себя, а за ним и все считают его человекомзначительным и волевым. Но как за поддельной дверью гробницы, за этим заслоном,Ренисенб, ничего нет… Поэтому только когда обстоятельства жизни вынуждают его,он обнаруживает свою истинную сущность. Покорность и кротость Кайт принесли ейвсе, чего она хотела: мужа и детей. Ей жилось легче, если все считали еенедалекой. Но когда ей стала угрожать действительная опасность, проявился еенастоящий характер. Она не изменилась, Ренисенб. Сила и жестокость всегда былив ней.

— Но мне это не нравится. Хори, — по-детски пожаловаласьРенисенб. — Мне страшно. Все стали совсем не такими, какими я привыкла ихвидеть. Почему же я осталась прежней?

— Разве? — улыбнулся ей Хори. — Тогда почему ты часамисидишь здесь, нахмурив лоб, думаешь, терзаешься сомнениями? Разве прежняяРенисенб, та, что уехала с Хеем, так поступала?

— Нет. Ей не было нужды… — Ренисенб умолкла.

— Вот видишь, ты сама ответила на свой вопрос! Нужда — вотчто заставляет человека меняться. Ты перестала быть той счастливой, бездумнойдевочкой, которая принимала все происходящее на веру и мыслила так же, как всеостальные на женской половине дома. Ты Ренисенб, которая хочет жить своим умом,которая размышляет о том, что представляют собой другие люди…

— Я все время думаю о Нофрет и удивляюсь, — медленнопроизнесла Ренисенб.

— Что же тебя удивляет?

— Почему я никак не могу забыть про нее… Она была плохой,жестокой, старалась обидеть нас, и она умерла. Почему я не могу на этомуспокоиться?

— А ты и вправду не можешь?

— Не могу. Стараюсь, но… — Ренисенб умолкла и растеряннопровела рукой по лицу. — Порой мне кажется, что я хорошо знаю Нофрет, Хори.