— Ты что-то вдруг стала чересчур благочестивой, Ренисенб, — угрюмоотозвалась Нофрет. — А ведь я на тебя не жаловалась. Про тебя я ничего неписала. Спроси у Камени, он подтвердит.

И она, пройдя через двор, поднялась по ступенькам вверх нагалерею. Навстречу ей вышла Хенет, и они обе исчезли в недрах дома.

Ренисенб повернулась к Камени.

— Значит, это ты, Камени, помогал ей против нас?

— Ты очень сердишься на меня, Ренисенб? — с отчаянием вголосе спросил Камени. — Но что мне оставалось делать? Перед отъездом Имхотеппоручил мне по первому же требованию Нофрет написать ему все, что она прикажет.Скажи, что ты не сердишься, Ренисенб. Что я мог сделать?

— У меня нет права сердиться на тебя, — ответила Ренисенб. —Я понимаю, ты был обязан выполнить волю моего отца.

— Я не хотел писать, говорил, что мне это не по душе… И,между прочим, Ренисенб, клянусь, в письме не было ни слова против тебя.

— Мне это безразлично.

— А мне нет. Невзирая ни на какие приказы Нофрет, я быникогда не написал ничего такого, что могло бы быть тебе во вред. Прошу тебя,Ренисенб, верь мне.

Ренисенб с сомнением покачала головой. Попытки Камениоправдаться звучали для нее неубедительно. Она чувствовала себя оскорбленной исердилась на Камени: ей казалось, что он в какой-то степени предал ее. Хотя чтос него спросить? Ведь он ей чужой, хоть и родственник по крови, но чужойчеловек, приехавший к ее отцу из далеких краев. Он был всего лишь младшимписцом, получившим распоряжение от своего господина и безропотно выполнившимего.

— Я писал только правду, — настаивал Камени. — В письме небыло ни слова лжи, клянусь тебе.

— Конечно, — согласилась Ренисенб, — лжи там и быть немогло. Нофрет слишком умна для этого.

Значит, старая Иза оказалась права. Эти мелкие гадости,которым так радовались Сатипи и Кайт, лишь сослужили службу Нофрет. Нечегоудивляться, что с ее лица не сходила злорадная ухмылка.

— Она плохая, — сказала Ренисенб, отвечая своим мыслям. —Очень плохая.

— Да, — согласился и Камени, — она дурная женщина.

Ренисенб повернулась и с любопытством посмотрела на него.

— Ты знал ее и до приезда сюда, верно? Ты был знаком с нейтам, в Мемфисе?

Камени смутился.

— Я знал ее совсем немного… Но слышал про нее. Говорили, чтоона гордая, заносчивая и безжалостная, из тех, кто не умеет прощать.

Ренисенб вдруг сердито вскинула голову.

— Я не верю тому, что написал отец, заявила она. — Он невыполнит своих угроз. Сейчас он сердится, но по натуре он человек справедливый,и, когда вернется домой, он нас простит.

— Когда он вернется, — сказал Камени, — Нофрет постараетсясделать так, чтобы он не изменил своего решения. Она умна и своего добьется, ктому же, не забудь, она очень красивая.

— Да, — согласилась Ренисенб, — она красивая. — И двинуласьв сторону дома. Почему-то слова Камени о том, что Нофрет очень красивая,показались ей обидными…

2

Всю вторую половину дня Ренисенб провела с детьми. Пока онас ними играла, неясное чувство боли, сжимавшей ее сердце, исчезло. Уже почтисело солнце, когда она поднялась на ноги, пригладила волосы и расправиласкладки на мятой и перепачканной одежде. Интересно, почему это ни Сатипи, ниКайт ни разу не вышли во двор?

Камени давно ушел. Ренисенб направилась к дому. В главномзале никого не было, и она прошла вглубь, на женскую половину. В своих покояхдремала Иза, а ее маленькая рабыня ставила метки на куски полотна. В кухнепекли трехугольные караваи хлеба. Дом словно опустел.

Ренисенб вдруг стало одиноко. Куда все подевались?

Хори, наверное, поднялся к себе наверх. Может, и Яхмос с нимили он пошел на поля? Себек и Ипи, скорее всего, при стаде или приглядывают затем, как засыпают в закрома зерно. Но где Сатипи с Кайт, и где, да, где Нофрет?

В просторных покоях, которые облюбовала для себя Нофрет,терпко пахло ее притираниями. Ренисенб остановилась в дверном проеме и обвелавзглядом деревянный подголовник кровати, шкатулку с украшениями, кучкубраслетов из бусинок и кольцо с лазуритовым скарабеем. Душистые притирания,масла, одежды, белье, сандалии — все говорило о том, что их владелица Нофретбыла чужой в этом доме и даже врагом.

«Где, интересно, сама Нофрет», — подумала Ренисенб.

Она пошла к дверям, ведущим на задний двор, и столкнулась сХенет.

— Куда все подевались, Хенет? В доме никого нет, кромебабушки.

— Откуда мне знать, Ренисенб? Я занята работой, помогаюткать, приглядываю за тысячью и одним делом. Мне некогда гулять.

Это означает, решила Ренисенб, что кто-то отправился напрогулку. Может, Сатипи поднялась вслед за Яхмосом к гробнице, чтобы и тамдосаждать ему упреками? Но где тогда Кайт? Как не похоже на Кайт так надолгооставлять своих детей!

И снова, словно подводным течением, пронеслась мысль: «А гдеНофрет?»

И Хенет, будто прочитав ее мысль, тотчас откликнулась:

— Что касается Нофрет, то она уже давно пошла наверх, кХори. — И Хенет язвительно рассмеялась. — Вот Хори ей ровня. Он тоже человекумный. — Она придвинулась к Ренисенб совсем близко. — Ты даже не представляешьсебе, Ренисенб, как я переживаю из-за всей этой истории. В тот день — помнишь?— она явилась ко мне с отпечатком пощечины Кайт, и кровь текла у нее по лицу.Она позвала Камени, чтобы он писал, а меня заставила подтвердить, что я всевидела собственными глазами. И разве я могла сказать, что ничего не видела? О,она очень умная. А я, вспоминая все это время твою дорогую мать…

Но Ренисенб, не дослушав ее, выбежала из дверей в золотойзакат вечернего солнца. Скалы уже окутала густая тень — как прекрасен был мир вэтот час!

Дойдя до тропинки, ведущей наверх, к гробнице, Ренисенбускорила шаг. Она поднимется туда и разыщет Хори. Да, разыщет Хори. Так онавсегда поступала в детстве, когда у нее ломались игрушки, когда она чего-либоне понимала или боялась. Хори был сам как скала — несгибаемый, стойкий, твердыйдухом.

«Все будет в порядке, как только я доберусь до Хори», —убеждала себя Ренисенб.

И снова ускорила шаг. Она почти бежала.

Потом вдруг увидела, что навстречу ей идет Сатипи. Сатипи,должно быть, тоже побывала наверху.