Несомое графом зло кажется полностью предопределенным; егоприезд в Лондон, где “кишат миллионы”, не результат злой воли смертногосущества. Испытание Харкера в замке Дракулы – не следствие внутренней слабостиили греха: он, Харкер, пришел сюда, потому что ему было это поручено. СмертьЛюси Вестенра тоже отнюдь не закономерна. Ее встреча с Дракулой на кладбищеУитби – моральный эквивалент случайного удара молнии во время игры в гольф, иона ничем не заслужила того, чтобы Ван Хельсинга и ее жених Артур Холмвуд вбилией в грудь осиновый кол, отрубили голову и набили рот чесноком.

И не то чтобы Стокер игнорировал внутреннее зло илибиблейскую концепцию свободы воли; в “Дракуле” эта концепция воплощена вобаятельнейщем из всех маньяков мистере Ренфильде, который символизирует такжеистоки вампиризма – каннибализм. Ренфильд, который трудным путем пробирается ввысшую лигу (начинает с мух, продолжает пауками и потом переходит к птицам),приглашает графа в сумасшедший дом доктора Сьюарда, прекрасно сознавая, чтоделает; но предположить, что это достаточно крупный образ, чтобы приписать емуответственность за все последующее зло, значит предположить нелепость. ОбразуРейнольда, хотя и обаятельному, недостает силы, чтобы взвалить на него этобремя. Можно не сомневаться, что если бы Дракула не мог воспользоваться Рейнольдом,он нашел бы другой способ.

В определенном смысле решение о том, что зло приходит извне,диктовали Стокеру нравы его времени, потому что зло, воплощенное в графе, вбольшой степени есть извращенное сексуальное зло. Стокер дал жизнь легенде овампире главным образом потому, что его роман буквально перенасыщен сексуальнойэнергией. Граф даже не нападает на Джонатана Харкера; на самом деле Харкеробещан странным сестрам, которые живут в замке вместе с хозяином. Единственноестолкновение Харкера с этими развратными, но смертоносными гарпиями –сексуальное столкновение, и оно представлено в его дневнике весьма живописнымистрочками:

"Блондинка придвинулась ко мне и так низко наклонилась,что я почувствовал ее дыхание на своей щеке… Лицо ее выражало сладострастие,которое меня и притягивало, и отталкивало. Женщина облизывала губы, какживотное, чуя добычу. В лунном свете я увидел влажные полураскрытые губы ибелые зубы… Она наклонялась все ниже и ниже, вот ее губы уже совсем близко отмоих… Я ощутил легкое прикосновение, дрожащие мягкие губы прижались к коже нашее, и вот уже острые зубы впиваются мне в горло… С замирающим сердцем я ждал,что будет дальше” [58].

В Англии 1897 года девушка, которая “придвинулась и низконаклонилась”, это не та девушка, которую стоит приглашать домой, чтобыпознакомить со своей мамой; Харкеру предстоит оральное изнасилование, да он ине возражает. Не возражает, потому что не несет ответственности запроисходящее. В обществе со строгой моралью можно найти клапан психологическогоспасения в концепции внешнего зла: это сильнее нас обоих, детка. Когдапоявляется граф и прерывает этот тет-а-тет, Харкер даже разочарован. Вероятно,большинство шокированных и затаивших дыхание читателей тоже.

Кроме того, граф в романе охотится только на женщин: вначалеЛюси, затем Мина. Реакция Люси на укус графа почти такая же, как отношениеДжонатана к странным сестрам. Еще вульгарнее то, что Стокер в чистоклассической манере утверждает, что Люси свихнулась. Днем бледная, но вполнеаполлонианская Люси, принимая ухаживания своего будущего мужа Артура Холмвуда,ведет себя в соответствии с приличиями. Но по ночам она по-дионисийскизабывается со своим мрачным кровавым соблазнителем.

В реальной жизни Англию в это время охватила эпидемияувлечения месмеризмом, хотя Франц Месмер, отец того, что мы называем гипнозом,уже восемьдесят лет как почил в бозе.

Подобно графу, последователи Месмера в основном предпочиталимолоденьких девушек; эти Свенгали [59] XIX века вводили девушек в транс,поглаживая по телу.., по всему телу. Объекты этих экспериментов испытывали“удивительное чувство, заканчивавшееся высшей вспышкой наслаждения”. Оченьвероятно, что эта “высшая вспышка наслаждения” была оргазмом, но лишь немногиенезамужние женщины того времени узнали бы оргазм, случись он у них, и поэтомуэффект считался просто побочным результатом научных опытов. Многие девушкивозвращались и просили снова принять их для участия в экспериментах; “Мужчиныне знают, но маленькие девочки понимают”, – как поется в песне Бо Дидли [60]. Во всяком случае, то, что было сказано о вампиризме, вполне применимо и кмесмеризму: высшая вспышка наслаждения допускалась, потому что приходила извне;девушка испытывала наслаждение, за которое не несла ответственности.

Этот сильный сексуальный подтекст, несомненно, послужилодной из причин столь долгой жизни Вампира в кино; жизнь эта началась с МаксаШрека в “Носферату” (Nosferatu), продолжилась интерпретацией Лагоши (1931),потом интерпретацией Кристофера Ли и далее вплоть до “Жребия” (1979), в которомРегги Налдер в своей трактовке делает полный круг, возвращаясь к Максу Шреку.

При прочих равных условиях этот подтекст дает возможностьпоказать женщину, едва прикрытую ночной рубашкой, и парией, которые снова иснова проделывают со спящей леди то, что публику никогда не утомляет, а именно– примитивное насилие.

Но возможно, в сюжете сексуальный подтекст еще сильнее,только с первого взгляда этого не заметно. Я уже упоминал, что, по моемумнению, привлекательность произведений ужаса заключается в том, что онипозволяют нам испытывать антиобщественные эмоции, которые по требованию обществав большинстве случаев нам приходится сдерживать – для блага общества и нассамих. Во всяком случае, “Дракула” – не книга о нормальном сексе. Граф Дракула,а также странные сестры, по-видимому, ниже пояса мертвы: любовью они занимаютсятолько с помощью рта. Сексуальной основой “Дракулы” является инфантильныйорализм плюс сильный интерес к некрофилии (и педофилии, добавят некоторые,учитывая роль Люси, женщины-девочки). К тому же это секс, лишенныйответственности, и, используя уникальный и забавный термин, придуманный ЭрикойЙонг, его можно назвать “сексом без расстегивания ширинки”. Такое инфантильноеотношение к сексу может являться одной из причин того, что миф о вампире(который книгой Стокера говорит: “Я изнасилую тебя ртом, и тебе это понравится;вместо того чтобы вводить ценную жидкость в твое тело, я ее извлеку”) всегдабыл так популярен у подростков, старающихся привыкнуть к своей сексуальности.Вампир словно нашел кратчайший путь сквозь все племенные сексуальные обычаи..,к тому же он вечен.

6

В книге Стокера есть и другие любопытные элементы, оченьразные, но, по-видимому, концепция внешнего зла и сексуальный подтекст –наиболее мощные стороны романа. Потомков странных сестер Стокера мы видим вудивительно роскошных и сладострастных вампирах из хаммеровской 1960 года“Невесты Дракулы” (Brides of Dracula) (который заверяет нас, что в самых лучшихморалистических традициях фильмов ужасов расплатой за извращенный секс служиткол в сердце), да и не только в нем, а еще в десятках фильмов до него и после.