Легко – даже слишком легко – увидеть в истории Джекила и егосвирепого альтер эго религиозную притчу, изложенную в приключенческой форме.Разумеется, эта история снабжена некой моралью, но мне кажется, что вместе стем Стивенсон сделал попытку изучить ханжество – причины его возникновения итот вред, который оно причиняет душе.

Джекил – лицемер, предающийся тайному греху; Аттерсон,подлинный герой повести, – полная противоположность Джекилу. Поскольку этокажется мне очень важным по отношению не только к повести Стивенсона, но и ковсем произведениям об оборотне, позвольте отнять у вас еще немного времени ипривести еще одну цитату из книги. Вот как Стивенсон представляет Аттерсона напервой странице “Джекила и Хайда”:

"Мистер Аттерсон, нотариус, чье суровое лицо никогда неосвещала улыбка, был замкнутым человеком, немногословным и неловким в обществе,сухопарым, пыльным, скучным – и все-таки очень симпатичным… [63] Он былстрог с собой: когда обедал в одиночестве, то, укрощая вожделение к тонкимвинам, пил джин и, горячо любя драматическое искусство, более двадцати лет не переступалпорога театра”.

О “Рамонах”, любопытной панк-рок-группе, появившейся околочетырех лет назад, Линда Ронстадт в своем обзоре звукозаписей сказала: “Этамузыка такая сжатая, что становится геморроидальной”. То же самое можно сказатьоб Аттерсоне, который, выполняя в книге функцию стенографиста в суде, в то жевремя умудряется стать самым привлекательным образом в повести. Разумеется, эточистейшей воды викторианский педант, и можно всерьез опасаться за судьбу егосына или дочери, но мысль Стивенсона заключается в том, что ханжества вАттерсоне не больше, чем в любом другом человеке. (“Можно грешить в мыслях,словах и деяниях” – гласит старое методистское высказывание, и я полагаю, что,когда Аттерсон думает о тонких винах, а пьет джин с водой, его можно назватьгрешником в мыслях.., но здесь мы вступаем в обширную и весьма смутную область,в которой трудно уловить концепцию свободной воли: “Мозг – это обезьяна”, –говорит герой в “Псах войны” (Dog Soldiers) Роберта Стоуна, и он прав.) Разницамежду Аттерсоном и Джекилом в том, что Джекил пьет только джин, чтобы напублике подавить любовь к вину. В одиночестве своей библиотеки он способенвыпить целую бутылку доброго портвейна (и, вероятно, поздравляет себя, что недолжен ни с кем делить ни ее, ни отличные ямайские сигары). Возможно, он нехотел бы, чтобы его видели на легкомысленном представлении в Вест-Энде, но судовольствием идет туда в облике Хайда. Джекил не хочет ограничивать себя ни вкаких своих желаниях. Он хочет лишь удовлетворять их тайно.

9

То, о чем мы здесь говорим, в основе своей является старымконфликтом между ид и суперэго, это свобода творить зло или нет.., или, каксказал бы сам Стивенсон, конфликт между подавлением и удовлетворением. На этомдревнем противостоянии зиждется христианство, но если воспользоваться терминамимифологии, единство Джекила и Хайда предполагает иную дуалистичность: ужеупоминавшееся разделение на Аполлона (создание разума, морали и благородства,“всегда идущее верхним путем”) и Диониса (бога пирушек и плотских наслаждений;низменная сторона человеческой природы). Если попытаться углубиться еще больше,то придешь к разделению на разум и тело.., именно такое впечатление хочетДжекил произвести на своих друзей: дескать, он – создание чистого разума, неимеющее никаких человеческих вкусов и потребностей. Такого парня труднопредставить себе сидящим на унитазе с газетой в руках.

Если мы взглянем на историю Джекила и Хайда как на языческийконфликт между Аполлоном и Дионисом в человеке, то увидим, что миф об оборотне– в различных обличьях – присутствует в огромном количестве современных романови кинофильмов.

Лучшим примером, возможно, служит фильм Альфреда Хичкока“Психо” (Psycho), хотя, при всем моем уважении к мастеру, идея заложена вромане Роберта Блоха. В сущности, Блох разрабатывает этот своеобразный взглядна человеческую природу в нескольких своих предыдущих книгах, включая “Шарф”(The Scarf) (который начинается удивительными, причудливыми строками:

"Фетиш? Это по-вашему. А я скажу одно: я ни на минутуне мог с ним расстаться. С самых юных лет…”) и “До смерти уставший” (TheDeadbeaf). Эти книги, по крайней мере формально, не относятся к жанру ужасов; вних нет ни одного чудовища или сверхъестественного события. Критика относит ихк “романам саспенса”. Но если мы посмотрим на них с точки зрения конфликтаАполлон/Дионис, то увидим, что это романы ужасов; в каждом из них говорится одионисийском психопате, таящемся за аполлоновым фасадом нормальности.., имедленно, пугающе медленно, проявляющемся. Блох написал несколько романов обоборотне, но обошелся без нелепых снадобий или проклятий. Даже когда Блохперестал сочинять лавкрафтского типа рассказы о сверхъестественном (а посуществу, он никогда не переставал их писать: возьмите его недавние “Странныеэпохи” – (Strange Eons)), он не перестал быть писателем ужасов; он простопереместил перспективу с внешнего (среди звезд, на морском дне, на равнинахЛенга или в колокольне заброшенной церкви в Провиденсе, Лонг-Айленд) навнутреннее – туда, где и живет оборотень. Возможно, когда-нибудь эти три романа– “Шарф”, “Уставший до смерти” и “Психо” – будут изданы в качестве трилогии, как“Почтальон всегда звонит дважды” (The Postman Always Rings Twice), “Двойнаятождественность” (Double fdemnily) и “Милдред Пирс” (Mildred Pierce) Джеймса М.Кейна, потому что романы Блоха 50-х годов имели такое же влияние наамериканскую литературу, как романы Кейна тридцатых о “подлеце с добрымсердцем”. И хотя метод изображения в них различен, и те, и другие – великиекниги о преступлениях; в них принят натуралистический взгляд на американскуюжизнь; в них исследуются возможности главного героя, взятого в качествеантигероя; в центре конфликт Аполлона и Диониса, и в результате все они –романы об оборотне.

Наиболее известный из трех романов – “Психо”; главный геройНорман Бейтс; в фильме Хичкока Энтони Перкинс играет его крайне зажатым и“геморроидальным”. Для внешнего мира (вернее, для той его небольшой части,которая каждый день видит владельца захолустного, приходящего в упадок мотеля)Норман абсолютно нормален. Вспоминается Чарлз Уитмен, аполлониев скаут-орел[64], который в дионисиевом приступе бросается с башни; Норман кажется такимже приятным парнем. И Джанет Ли не видит никаких причин опасаться его взаключительные мгновения своей жизни.

Однако Норман – оборотень. Только он не обрастает шерстью;вместо этого он меняется, надевая белье, платье и туфли матери, и не кусаетгостей, а рубит их на куски. Как доктор Джекил снимал тайную квартиру в Сохо иимел особую “дверь Хайда”, так и у Нормана есть тайное место, где две еголичности встречаются; в данном случае это глазок за картиной, через который онподсматривает за раздетыми женщинами.