— Да, наверное, ты прав, — печально согласилась она. — Мы нужны друг другу. Я имею в виду Лорвейн с Бордгиром. И Виргин.

— А мы с тобой? — Лиссант посмотрел ей в глаза, пытаясь прочесть нынешний настрой возлюбленной. — Клянусь, в той затее мы с Айнвором не поддерживали отца. Напротив, всячески старались образумить его. Но он упёрся. Твердил лишь, что это наш шанс восстановить справедливость, и ничего не хотел слушать.

— Восстановить справедливость? В чём? — удивилась девушка.

— Норбернт, дед Элестайла, отобрал трон у моего прадеда. Тот проводил необходимые, но не слишком популярные реформы. А тут Норбернт с его гениальными договорами! На волне своей популярности он подсуетился организовать референдум. И, конечно же, собрал большинство голосов, тем самым вынудив Совет передать корону ему.

— А спустя триста лет твой отец решил взять реванш? — заключила Сэйлиар.

— Да. Но Элестайл оказался ему не по зубам. Тот не стал сидеть в Адельвурте, дожидаясь, пока трон закачается под ним, а вышел на международную арену, начав лично общаться с правителями других государств. И не только с правителями. В общем, с каждым своим шагом он лишь укреплял свой авторитет. А отец, напротив, наделал фатальных ошибок. Кронсталл по-прежнему был верен ему, но о поддержке других кланов уже не шло и речи. Оставался один вариант – заключить мировую с Элестайлом. Впоследствии, кстати, отец принёс свои глубочайшие извинения Анвельдеру.

— И что Анвельдер – принял их?

— Скрепя сердце.

— Боюсь, мои не переварят истины даже скрепя сердце, — тихо произнесла Сэйлиар.

— А зачем им вообще знать, что за убийствами эльфов стоял мой отец? Кому будет лучше оттого, что они станут его ненавидеть?

В глазах Сэйлиар явственно читалось неприятие идеи держать что-либо втайне от родни. Лиссант обнял её, с тревогой всматриваясь в глаза.

— Сэйл, иначе нам просто не быть вместе, — продолжил он увещевать. — Ведь для твоих я буду только сыном убийцы эльфов. Или ты уже не хочешь быть со мной?

Она ответила не сразу, какое-то время молчала, размышляя. Для Лиссанта эти тягучие как смола мгновения оказались практически невыносимы, с каждой их последующей каплей едва не останавливалось сердце…

Наконец Сэйлиар заговорила:

— Нет, хочу, конечно. Ты за грехи отца не в ответе. Только… своих отношений с ним, тем более, родственных, я, честно говоря, не представляю.

— Сэйл, поверь, отец глубоко раскаивается в том, что натворил! — воскликнул Лиссант, стараясь спасти положение.

В общем-то, он не солгал. Кридирнор действительно раскаивался, что, ослеплённый жаждой власти, чуть не поставил Бордгир на грань катастрофы. Правда, насчёт принесённых им жертв совесть мучила главу Кронсталла куда меньше. Тогда умерщвлённые эльфы и вирги являлись для него лишь кормом, пущенным на достижение цели. Другое дело что сейчас, после того как они приняли участие в судьбе ваританов, бок о бок с другими сражались против тварей и освобождали от варитов Кордак, восприятие Кридирнором иных рас изменилось. Теперь он смотрел на них иначе и уж точно не стал бы использовать как расходный материал. Но о своём раскаянии по поводу тех убийств не говорил никогда.

Впрочем, посыпать голову пеплом вообще не в характере Кридирнора. Его принцип был – что сделано, то сделано. Лиссант раньше, заводя отношения с эльфийкой, тоже не задумывался о том, что былые деяния отца могут стать серьёзным, если не непреодолимым препятствием на пути к его семейному счастью. А вот Кридирнор, возможно, сразу сообразил что к чему – поэтому и был столь категорично настроен против Сэйлиар.

— Его раскаяние не вернёт к жизни мёртвых, — вынесла свой приговор эльфийка.

— Как не вернёт их и наше с тобой расставание, — возразил Лиссант. — А между тем, отец спас много других жизней. Он принял самое деятельное участие в зачистках по всему Альтерану, когда мы избавляли наш мир от варитов.

— Ты думаешь, спасение чьей-то жизни искупает циничное убийство?

— Отец не занимался искуплением – он просто делал то, что считал правильным. Того, что он совершил раньше, уже не исправить. Но если бы можно было начать всё сначала, уверяю тебя, второй раз он на убийства не пошёл бы. Он правда изменился.

— Даже если так, в судьбе убитых им уже не изменится ничего.

— Да, не изменится. И, похоже, только это для тебя и имеет значение, — Лиссант со вздохом отстранился. — А для меня он, в первую очередь, отец. Ты не понимаешь и, очевидно, не поймёшь никогда… У вампиров свои устои. Веками мы жили обособленно, и весь остальной мир был для нас лишь кормом. Я не говорю, что эта позиция правильна, но так было. Во времена вольной охоты убийство корма вовсе не считалось преступлением – хотя убивали, конечно, далеко не все. Однако само по себе выпивание корма досуха отнюдь не являлось крамолой. — Лиссант посмотрел ей в глаза и понимания, как и ожидал, в них не увидел. — Времена изменились – Бордгир больше не сам по себе. Мы тоже меняемся. Ты могла бы попытаться узнать отца таким, каков он есть сейчас… но не захотела. Как видно, вампиру с эльфийкой действительно не по пути.

Бросив на неё полный отчаяния взгляд, Лиссант развернулся и стремительно удалился прочь. Дверь за ним затворилась мягко, почти неслышно, но Сэйлиар вздрогнула при этом всем телом, как будто он шарахнул дверью, едва не сорвав её с петель.

Конечно, дело было не в звуке – просто закрывшаяся за ним дверь обозначила точку невозврата. Он ушёл, порвав с ней окончательно и бесповоротно. Не дав ей ни минуты на размышление. Решив всё за них обоих.

Сэйлиар в бессилии опустилась на диван. Он ушёл. Теперь между ними не будет уже ничего и никогда. От этого «никогда» ей вдруг стало так страшно, как не бывало ещё ни разу. «Вампиру с эльфийкой не по пути». Но было ли это непреложной истиной? Он счёл, что да.

Сердце разрывалось от боли. Никогда. Никогда и ничего. Никогда больше ей не быть в его объятиях. Не слышать его голоса. Не видеть любимых черт. Никогда не ощущать единения, которое она почувствовала с ним едва ли не в первый день знакомства. И всё остальное теперь уже казалось неважным.

Уткнувшись лицом в спинку дивана, Сэйлиар разрыдалась в отчаянии. Что бы ни совершил его отец, она всё равно любила Лиссанта! Пусть даже тот вовсе не осуждал отца. Или именно с данным фактом она и не могла смириться, раз за разом доказывая непростительность вины Кридирнора? А если бы Лиссант признал её правоту? И что бы ему оставалось тогда – отказаться от отца? Но это уж вряд ли. Выходит, их дальнейшие отношения действительно невозможны?

Размышления девушки были прерваны стуком в дверь.

— Не помешаю? — Дальгондер проскользнул в покои, не дожидаясь ответа.

Сэйлиар не хотелось никого видеть, тем более – общаться. Но намекнуть на нежелательность визита своему преподавателю, сыну шид’вэра и внуку короля в одном лице – такого эльфийке даже в голову прийти не могло.