И замечательно это послание к нации:

«Ваш согражданин, по-прежнему гонимый, Карон Бомарше».

«Вечно гонимый» – мог бы с полным правом сказать.

Он не успевает закончить, когда младший Гюден привозит залог. Английский механизм, получивший удовлетворение своей несгибаемой алчности, выпускает его на свободу. Он готов мчаться в Париж, однако обстоятельства вновь задерживают его. Двадцать первого января 1793 год Конвент незначительным, но все-таки большинством голосом приговаривает короля Людовика ХV1 и королеву Марию-Антуанетту к смертной казни и бросает их под топор гильотины. Вся монархическая Европа приходит в негодование. Конституционная Англия тоже. Французского короля англичанам не жаль. Но английские механизмы видят в этой казни отличный предлог, чтобы в лице Франции раздавить своего конкурента, захватить французские колонии в Америке и утвердить свое господство на мировых рынках, ибо иные страсти не ведомы им.

У Пьера Огюстена езде есть свои люди. Имеются они и в английском правительстве. За несколько дней он узнает, что не позднее, чем первое февраля, Англия и Голландия объявятся войну преступным французам, посмевшим, да ещё большинством голосов, казнить своего короля, точно сами они, не так уж давно и тоже большинством голосов, не казнили своего короля. Поистине, деньги не пахнут.

Для него это катастрофа, чуть ли не страшнее суда, на который он торопится явиться в Париж. С началом войны его ружья наверняка конфискуют. Они попадут в руки тех, кто со дня на день обрушит на бедную, одинокую Францию всю свою военную мощь, а во Франции и без того не хватает оружия!

Любой другой на его месте растерялся и впал бы в отчаяние. Ведь положение безвыходное, со всей очевидностью. Разве возможно найти из него спасительный выход? Конечно, возможно, когда за дело берется Пьер Огюстен Карон де Бомарше, в море коммерции и финансов старый пловец. В последнюю минуту он по всем правилам продает партию своих ружей своему бестрепетному английскому механизму, который ни под каким видом не выпустит добычи из рук. Оформляется купчая. В купчую вносится пункт, который гласит, что продавец, именуемый французским подданным Пьером Огюстеном Кароном де Бомарше, имеет право в течение двух месяцев со дня оформления сделки выкупить эти ружья обратно. Каков трюк?!

С неизменным портфелем, купчей в кармане он мчится в Париж и отдает себя в руки закона. Свои «Шесть этапов» он представляет друзьям и умоляет издать их как можно скорей. Друзья обливаются холодным потом от ужаса. Оправдание оправданием, это они понимают, но для чего эти гневные обличения и восторженные обращения к нации? К нации, которая вся настроена против него?

У него находятся силы, чтобы прощающе улыбнуться:

– Что за чудовищная свобода, друзья мои, ждала бы нас, отвратительней рабства, если бы человек безупречный был бы вынужден опускать глаза перед могущественными преступниками единственно оттого, что они могут его одолеть? Как? Неужто нам доведется испытать на себе все злоупотребления древних республик при самом зарождении нашей? Да пусть погибнет всё мое добро! Пусть погибну я сам, но я не стану ползать на брюхе перед наглостью деспотизма! Только тогда свободна воистину нация, когда подчиняется законам!

Он завершает памфлеты и отдает их в печать. Его опыт подсказывает ему, что этого мало. Он умелыми и точно рассчитанными речами привлекает на свою сторону несколько очень влиятельных лиц. Он обращается к мяснику Сантеру, которому нынче подчиняется Национальная гвардия:

«Я явился положить голову на плаху, если не докажу, что я – великий гражданин. Спасите меня от грабежа и от кинжала. Я ещё смогу принести пользу отечеству…»

Такая отчаянная храбрость и прямота нравится простым, здравомыслящим людям. К тому же в его квартале по-прежнему искренне уважают того, кто приходит на помощь по первому зову и даже без зова. Личное обращение столь уважаемого гражданина льстит вчерашнему мяснику, и отвечает с обратной почтой:

«Я всегда знал вас как человека, который желает сделать добро беднякам. Поэтому я полагаю, что Вам нечего бояться ни грабежа, ни кинжала. Однако правда – одна. Необходимо просветить тех, кого мы считаем обманутыми. Я думаю, что для народа недурно было бы повесить афишу…»

Он так и делает. Афиша висит. Мемуар отпечатан и распространяется среди действительно обманутых граждан. Арест с его имущества снят. Лекуантр вынужден публично признаться с трибуны конвента, что его ввели в заблуждение. Конвент соглашается выслушать гражданина, обвиненного в измене и заговоре и тем самым обреченного гильотине. Такого решения не удавалось добиться ещё никому. Пьер Огюстен смело предстает перед Комитетом общественного спасения, неумолимым и непреклонным, в котором председательствует Дантон. Он раскрывает портфель. Он извлекает один документ за другим. Он читает их с пафосом обвинителя. В этом деле он прокурор, а великому Дантону приходится стать его адвокатом. И Комитет общественного спасения выносит оправдательный приговор, чуть ли не единственный за всё время своей ужасающей деятельности. В довершение своего несравненного великодушия непримиримые судьи выдают оправданному коммерсанту и патриоту охранную грамоту, в которой он признается верным и безупречным сыном отечества.

Мало сказать, что это победа. Это триумф! В его жизни, кажется, пятый или шестой. Можно облегченно вздохнуть и наконец окончательно удалиться от дел, как он мечтал, пережив ни с чем не сравнимый триумф Фигаро и построив дворец. Но ему не суждено по своей воле удалиться от дел. Натура его такова, что без этих сногсшибательных дел он зачахнет и сразу умрет.

В самом деле, свободные граждане, дело с ружьями надлежит завершить. Ведь в купчей есть умело составленный пункт. Правда, два месяца уже истекло. Формально он уже утратил право на выкуп, и теперь английский механизм ни под каким видом не выпустит свою добычу из рук. Безнадежно. Но только не для него!

Он лично отправляется в Комитет общественного спасения и требует полномочий на поездку теперь уже во враждебную Англию. Он бы отправился и без них, но ведь они опять сочтут его изменником и эмигрантом. У него великолепно продуманный план: оружие выкупается, перепродается в Америку, наконец погружается на его корабли и перебрасывается на французские острова, а оттуда теми же кораблями во Францию, после чего они могут поступить на вооружение доблестных французских солдат, которые наконец-то начинают показывать кузькину мать пруссакам и австриякам, давно ненавистным ему.

Спасителям, конечно, не до него. Он вновь применяет испытанный метод. Письма летят одно за другим. Он не просит. Просьбы не для него. Он требует, он доказывает, что они прямо обязаны направить его на службу отечеству, ведь он патриот. Перед таим натиском пасуют даже спасители, тем более, что ружья действительно нужны им позарез. Ему официально присваивают звание комиссара Республики, что по тем временам означает беспредельную власть. Он получает паспорт на имя Пьера Шарона, поскольку в Англии и Голландии под собственным именем ему появляться нельзя. Ему обещают деньги под всё тот же треклятый залог, без которого ружья не выйдут из гавани.