Жан, — и коммунисты тоже? — Конечно, нет, так же как и в прошлый раз. Но так, понимаешь ли, изображают дело газеты. Оппозицию удалили из парламента, и теперь получается, что, дескать, все «одобряют единодушно», даже когда кое-кто и не думает подыматься с места. — «Ее победа, — распинался Эррио, — то есть победа Финляндии, является первой победой духа над материей!» Ну и хватил! Линия Маннергейма, американские самолеты, английское вооружение, немецкие инструкторы, зять Геринга, поступивший в финскую авиацию, — все это видите ли, «дух»! Один только дух! И надо полагать, что нас ожидает еще одна «победа духа над материей», — парламентские махинации направлены на то, чтобы лишить коммунистов депутатских мандатов; известно, что коммунисты суть мерзкие материалисты, а законопроект против них составлен великим «носителем духа» Кьяппом… Послушай, знаешь, что?..

Пасторелли вдруг осенила блестящая мысль.

— Знаешь что, Монсэ, — начал он. — Ты как? Хорош с этой куклой Труйяр? Да? Мне она не особенно по душе. Уж слишком проодеколонилась. Попроси ее достать места в палату на следующую неделю. Во вторник состоится заседание, вот и пошли бы вдвоем. Думаю, что будет жарко. Фажон выступит…

Откуда у Пасторелли такие сведения? Очевидно, в их квартале, в Лила, есть люди, которых такие вопросы интересуют. Да и как было знать Жану, что новый его друг узнал об этом в самой клинике Бруссе, от одного больного, некоего Деланда, которого Пасторелли устроил в маленькой палате, всего на четыре койки, а соседи по состоянию здоровья не могли особенно прислушиваться к разговорам. Не мог Жан знать и того, что по четвергам и воскресеньям к Деланду организовывалось целое паломничество, потому что у постели больного встречаться безопаснее, чем где-либо еще. Не знал Жан и того, что в передачах, в гостинцах, которыми баловали Деланда, лежали последние номера «Юманите», «Ви увриер», письма от одних, которые требовалось передать другим.

И уж ни за что бы не додумался Жан просить билеты в палату у Жаклины. А как он мог предположить, что это придумал не сам Пасторелли, что эту мысль подсказал ему тот же Делаид, — ему и другим товарищам хотелось получить прямо от очевидна сведения о том, что произойдет в палате.

Парламент! Жан никогда не бывал в парламенте. — А Фажон хорошо говорит? — Ведь я тебя не в театр зову… Еще бы он плохо говорил! — Пасторелли пожал плечами. — А ты думаешь, Жаклина сумеет достать нам билеты? — Ну как же, ведь папаша ее — парламентский квестор. Только проси места получше. Обычно думают, что лучше слышно на трибунах, а это неверно, там слишком высоко, гораздо лучше сидеть на хорах. — Ты-то откуда знаешь? Ты там был, что ли? — Нет, не был, мне рассказывали… — Пасторелли покраснел…

В конце концов, для пополнения знаний посетить заседание парламента, пожалуй, не менее полезно, чем почитать Маркса. Жан повторял про себя имена людей, о которых так свободно говорил Пасторелли: Гренье, Мишель, Гюйо, Мерсье, Сесброн, Фажон… Увидеть бы этих людей! Не знаю, осмыслили они свой «удел», как того требует Мерсеро. Но они не ищут своего удела в Африке, у чорта, у дьявола, во всяческих приключениях. Они продолжают защищать то, что защищали всю свою жизнь. Пусть даже весь мир поднимется против них. Я ничего о них не знаю. Знаю только, что они мужественные люди. Правы они или кет, мне хотелось бы узнать их ближе. Быть может, они видят дальше, чем мы, живущие в этом замкнутом мире, в мире, не знающем, что такое воодушевление, где человек боится поднять голос. И раз они готовы пожертвовать всем — жизнью, свободой, стало быть они знают, ради чего это делают… Что же их вдохновляет? Мишлину, Гильома и, вероятно, Ивонну… Если бы только я мог понять, что их вдохновляет, откуда у них это мужество, эта вера, быть может, я в силах был бы представить себе тот мир, где Сесиль и я… Сесиль и я… А что если прав Пасторелли, и нужно увезти Сесиль в Сент-Этьен, в другой мир, ближе к народу, к природе?

Все мысли Жана мешались, они, словно молодая листва, оживая, трепетали под порывом предгрозового ветра.

XV

Люсьен Сесброн вышел из вагона на Аустерлицком вокзале; после ночи, проведенной в дороге, у него ломило все тело. Чемодан он привез с собой, так как возвращение в часть было мало вероятным. Ну как, кликнуть носильщика? Неприятно брать носильщика, ведь у самого есть руки. Но надо же дать людям заработать кусок хлеба. Прежде чем выйти из вокзала, он внимательно посмотрел вокруг, не идет ли за ним шпик. А странно все-таки… На осеннюю сессию палаты мобилизованным депутатам не разрешили выехать в Париж. А теперь, когда предстоит обсуждение закона о лишении коммунистов депутатских мандатов, решили разыграть комедию демократизма и, поскольку все немобилизованные депутаты-коммунисты арестованы, пришлось вызвать из армии военнослужащих. Командирам воинских частей было предложено отпустить солдат-депутатов на январскую сессию парламента. Разумеется, если они сами того пожелают… ведь возможно, что они по собственному побуждению откажутся воспользоваться своими депутатскими полномочиями…. Ясно? Но тем, кто пожелает отправиться в Париж на сессию, предписывалось дать для сего специальный отпуск. Когда капитан Барбо сообщил военфельдшеру Сесброну о полученном циркуляре, тот задумался. Ехать или не ехать? Надо учесть политическую обстановку. Тут несомненно кроется какая-то ловушка… И он попросил два дня на размышление. Дело в том, что когда в начале октября, после роспуска коммунистической партии, товарищи из парламентской фракции создали в палате Рабоче-крестьянскую группу, Сесброн тотчас послал заявление о вступлении в нее, но очень скоро узнал, что, кроме Мориса, и, может быть, еще одного, все остальные мобилизованные депутаты-коммунисты воздержались. Партия успела их вовремя предупредить, и они воздержались, а благодаря этому избегли привлечения к суду. Но Сесброн находился, можно сказать, на краю света, в глухом углу за Каркассоном; указание партии дошло до него только через неделю — письмо принесла молоденькая девушка, кажется, дочь лавочника, через которую каркассонские товарищи поддерживали связь с Сесброном. Хорошо еще, что его часть невелика и что офицеры там оказались неплохими людьми. Иначе появления молоденькой связной привлекли бы к себе внимание, хотя хитрая девчонка делала вид, будто приходит из Каркассона повидаться с кавалеристом Валье, а тому ее посещения, казалось, не были неприятны… И все-таки шила в мешке не утаишь. Клеманс Дюгар доставляла, и притом без особого запоздания, новости, материалы и свежие номера