– Неловкости? Почему? – Ковалев закинул ногу наногу, видимо, полагая, что можно расслабиться после успешного прохожденияподводного рифа.

– В прошлый раз я выразил уверенность в том, что вы спониманием относитесь к трудностям нашей работы, и даже поблагодарил вас заэто. Теперь признаюсь: я вас обманывал. Я знал, что вы не уважаете нас,работников милиции, что вы в грош нас не ставите. Может быть, такое вашеотношение распространяется только на одного меня? Вероятно, я кажусь вамтолстым нелепым недотепой? В пятницу вы на моих глазах рассматривалифотографию, на которой запечатлен ваш Сережа, и не узнали его. Вы никогда невидели племянника вашего друга Виноградова. Более того, Виноградов – не такойуж близкий ваш друг, если не счел нужным поделиться с вами, что этот Сережа,управляя автомобилем в пьяном виде, искалечил двух человек и был за этоосужден. А вы клялись мне, что он – серьезный, добрый мальчик. Вы можетевозразить мне, что транспортное происшествие – это несчастный случай, которыйможет иметь место и с самыми порядочными людьми. В другой ситуации я бы с вамисогласился. Но речь сейчас не об этом. Вы не только лгали мне в прошлый раз. Высочли себя таким ловким, а меня – таким глупым, что за прошедшие три дня дажене потрудились взглянуть на Шумилина, которого своими же руками уложили вбольницу, от нас подальше. Шумилин никогда не был статным красавцем, егоникогда не любили девушки, а вы, если следовать вашей легенде, должны были быэто знать. И я хочу, Виталий Евгеньевич, чтобы вы объяснили мне, зачем вы всеэто делаете? К чему такое нагромождение лжи?

– Если это не допрос, я позволю себеоткланяться, – холодно произнес, вставая, Ковалев.

– Нет, – резко осадил его Гордеев. – Я еще незакончил. Сергей Шумилин был осужден четыре года назад, двадцать четвертого маятысяча девятьсот восемьдесят восьмого года. После этого каждый год двадцатьчетвертого мая в отношении детей и внуков свидетелей, дававших показания всуде, совершались преступления. В нынешнем году жертвой стала дочь народногозаседателя Ковалева Виталия Евгеньевича. Хочу отметить, что преступления изгода в год становились все более опасными, от побоев до изнасилования. Впереди– семьи судьи и второго заседателя. Неужели вам не страшно, Виталий Евгеньевич?Если преступления совершил Шумилин, то вы спасаете от следствия опасногочеловека, который в следующем же году совершит еще одно изнасилование, а то иубийство.

– Я не желаю слушать эту чушь!

Белый как снег Ковалев направился к двери.

– Постойте! – окликнул его полковник. Ковалевмедленно обернулся, как будто каждое движение причиняло ему невыносимую боль.

– Я понял, что взывать к вашим гражданским чувствамбесполезно. Но вспомните хотя бы, что вы – отец.

Едва шевеля губами, Ковалев произнес:

– Сережу я вам не отдам.

* * *

Работа над жизнеописанием Ирины Филатовой шла вдохновенно.Приехавший на Петровку Дима Захаров склонился вместе с Настей над длинной«простыней», склеенной из нескольких листов, вдоль которой была прочерченатолстая, размеченная на годы линия.

– Знать бы, что интересует нашего клиента – вся еежизнь или только конкретный период? – вздыхал Дима. – Сколько лишнейработы делаем!

– Нельзя быть таким ленивым, – строго сказалаНастя.

– Ой-ой-ой, кто бы говорил! – насмешливо протянулЗахаров, распрямляя плечи и с хрустом потягиваясь. – На себя посмотри,труженица. Кипятильник, сейф, машинка – все на расстоянии вытянутой руки,только чтобы лишний раз не вставать. Тебе лень даже до урны дойти – пепельницувытряхнуть.

Настя расхохоталась.

– Это точно. О моей лени легенды ходят. Но наумственную деятельность это не распространяется. Ближе к делу, Захаров.Правдивые куплеты мы с тобой сочинили. Теперь надо придумать припев. Припев унас будет вот здесь, – Настя красным карандашом обвела точку нахронологической линии, – здесь и еще вот тут.

– Почему именно здесь?

– Ну, считай, что мне так захотелось, – уклончивоответила Настя. – Тебе-то не все ли равно?

Конечно, Настя Каменская была далеко не так недоверчива, какКолобок. Зато она была куда более расчетлива. Не имея возможности проверитьслова Захарова о мифическом клиенте, она на всякий случай сделала солидный«допуск» на неискренность Дмитрия. Истории из жизни Филатовой, которые онаназвала «правдивыми куплетами», отнюдь не всегда соответствовалидействительности.

Сочиняя «припев», Настя старалась неуклонно соблюдать дваправила. Во-первых, придуманные детали не должны казаться странными и несоответствующими характеру Ирины. Во-вторых, они ни в коем случае не должныслучайно оказаться правдой.

В разгар работы позвонил Доценко, работавший вокругИнтерпола.

– Анастасия Павловна, по-моему, здесь «тепло». Сфевраля месяца Идзиковский разрабатывает интересную группу, связанную, с однойстороны, с карабахскими боевиками, а с другой – с Турцией. Это наши граждане,долгое время работавшие на Ближнем Востоке и имеющие там обширные знакомства.Но Интерпол имеет дело только с информацией, чисто оперативную работу они неведут. Во всяком случае, сам Идзиковский утверждает, что никакого давления насебя он не ощущал и тем более ничем не делился с Ириной.

– Ну, мало ли что он утверждает, – спокойносказала Настя, стараясь, чтобы Захаров не уловил суть разговора. –Проверяйте. Верить, Мишенька, нельзя никому.

Прощаясь с Димой, уносящим с собой наполовину правдивую,наполовину выдуманную биографию Ирины Сергеевны Филатовой, Настя почти точнознала, кто и когда будет исполнять «песенку с фальшивым припевом».

* * *

Взмах, поворот, опять поворот, ногу чуть согнуть, головувправо, взмах, поворот… Плохо. Еще раз сначала. Взмах, поворот…

Настя устало плюхнулась на диван и сняла телефонную трубку.

– Алло!

– Ребенок Настя, чем занимаешься?

– Кобылу вываживаю. Рыжую такую, норовистую.

– И как? Получается? – серьезно осведомился ЛеонидПетрович.

– Пока нет, – честно сказала Настя. – Похоже,это безнадежно. Оказывается, есть вещи, которые мне недоступны.

– Не отчаивайся, – подбодрил отчим. – Не всемже быть красавицами. Зато у тебя мозги правильно устроены.

Положив трубку, Настя снова подошла к зеркалу. Нет, никогдаей не быть такой, как та рыжая с бульвара. «Но до чего хороша, стерва!» –позавидовала Настя. Подняла руку, запустила пальцы в волосы, как гребень,попробовала повторить запомнившийся жест. Медленно ощупала лицо, погладиласкулы, щеки, вглядываясь в отражение. Все плоско, думала она, все бесцветно,как белый лист бумаги.

Когда свет в квартире Насти погас, в другой квартирераздался телефонный звонок. Невысокий смуглый человек в роговых очках выслушалсообщение и сделал пометку в блокноте.