Не найдя того, что искала, Настя взялась за ежедневники.Обычные записи – отмечены совещания, необходимые звонки, дни рождения. Однастраница сплошь покрыта тщательно выписанными словами «Владимир Николаевич», топрописными буквами, то строчными, то печатными, то с завитушками и вензелями.Так бывает, когда сидишь на скучном собрании и делаешь вид, что записываешь.Интересно, кто такой этот Владимир Николаевич? Очередной поклонник? Ай даИрочка!

Странное все-таки это дело, подумала Настя. Все времявылезает то, чего не ждешь, и упорно не находится то, что непременно должнобыть.

– Лешик, подними меня! – попросила Настя и, ужестоя и облокотившись на кухонный шкаф-пенал, вдруг спросила: – Как ты думаешь,может человек быть скрытным, замкнутым и одновременно насквозь фальшивым?

– Теоретически, наверное, может, – кивнулЛеша. – А практически – вряд ли. Это неэкономично.

– Поясни, – потребовала Настя.

– Если человек скрытный и замкнутый, то зачем ему вратьи притворяться? Это же огромная затрата энергии. Проще ничего не говорить.Скрытность и замкнутость и откровенная фальшь – два разных способа достиженияодной и той же цели: не дать окружающим узнать, какой ты на самом деле. Неоткрыться. Обычно человек выбирает только один способ, в зависимости от своегохарактера и стиля мышления. Оба одновременно плохо сочетаются, – произнесЛеша, не отрываясь от карт.

– Вот и я так думаю.

А про себя Настя добавила: «Зачем же вы врете, АлександрЕвгеньевич? В диссертации Ирины нет ни единой цифры по Энской области, где выизволили жить и работать. В ее записной книжке нет ни одного телефона с кодомЭнска. И вашей фамилии там тоже нет. Ваши координаты записаны у нее наперекидном календаре, на листочке от 15 октября за прошлый год, но координатыновые, московские. И против них стоит большой вопросительный знак. Так зачем жевы говорите нам неправду?»

К вечеру боль в спине почти совсем утихла, и Настя отправилаЛешу домой в подмосковный Жуковский, клятвенно заверив его, что с укладываниемв постель и с утренним вставанием она справится сама.

Вытянувшись на спине под одеялом, Настя мысленновосстанавливала картину убийства Филатовой. Вот Ирина поднимается на девятыйэтаж, хлопает дверью лифта, отпирает квартиру. Просыпаются старики соседи.Ирина входит в темную прихожую, и здесь происходит нечто, пока не совсемпонятное. Но к этому можно вернуться потом. Ирина теряет сознание, убийцакладет ее на пол в прихожей, снимает обувь и ставит ее под вешалку – следовмокрых кроссовок на кухне не обнаружено. Потом несет Ирину к плите,прикладывает ее руку к нужному месту. Сам он в резиновых перчатках, ему ток нестрашен. Ирина получает электротравму и мгновенно умирает. Убийца хорошо слышалстук двери лифта и громкий щелчок замка, он понимает, что кто-нибудь мог ипроснуться. Лишний шум для него опасен, поэтому он не дает телу Ирины свободноупасть на пол. Он наносит ей удар по затылку плоской поверхностью сиденьякухонной табуретки, чтобы имитировать удар об пол, но не очень точнорассчитывает силу удара – он оказывается слабее, чем нужно. Осторожно кладеттруп на пол, придает ему нужную позу. И уходит. Разумеется, у него были ключи,при помощи которых он попал в квартиру. Экспертиза не обнаружила на замкеследов взлома. Он мог бы, уходя, запереть квартиру, но уж очень неудачным быловремя, он побоялся, что кто-нибудь услышит лязгающий звук замка. Поэтому онподнимает рычажок-«собачку», оставляя дверь плотно притворенной, но незапертой. Остается вопрос: отчего Филатова потеряла сознание, когда вошла вквартиру? В противном случае, если убийца ей незнаком, она бы подняла шум, и влюбом случае, даже если в квартире был знакомый, – не стала бы сниматьобувь, ведь ей надо отдать деньги Захарову. Что же сделал убийца? Хлороформ?Айрумян следов не обнаружил. Удар по голове? Тоже нет. Какой-нибудьпарализующий газ? Все это не годится. Гурген – опытнейший эксперт, он не мог быэтого упустить. Так что же? Что же?

В понедельник, двадцать второго июня, едва Гордеев успелзакончить оперативку, его вызвал к себе начальник. По его лицу Гордеев понял,что ничего хорошего не ожидается.

Генерал начал сразу на повышенных тонах:

– Чем вы там, черт возьми, занимаетесь?! Мнеследователи телефон оборвали – жалуются на твоих ребят. Своевольничают, дерзят,язык распускают где не надо!

«Петраков, – подумал Виктор Алексеевич. –Недоволен, что не дали закрыть дело Филатовой. С этим ясно. Дальше что?»

– Отираются по академии, понимаешь ли, по институту,порядочных людей от дела отрывают! – продолжал выговариватьгенерал. – Убийство сотрудницы из Дома моделей еле-еле вытянули, напоследних секундах буквально. И вообще претензий к твоим ребятам много, а ктебе – особенно. Что за девицу ты у себя пригрел? Чем она у тебя занимается?Чай тебе заваривает да юбку задирает по первому требованию?! Хорошо устроился,Гордеев, ничего не скажешь! Содержишь у себя под боком любовницу за офицерскуюзарплату из государственного кармана. Что молчишь? Стыдно?

– Товарищ генерал, – осторожно началГордеев, – на меня или на Каменскую пришла анонимка?

– Да при чем здесь анонимка! – взорвалсяначальник. – Вся Петровка только об этом и говорит! Люди ночами не спят,ноги до мозолей стаптывают, язвы себе наживают, света белого не видят, а онасидит себе и бездельничает! Совесть ты совсем потерял, Виктор Алексеевич, вотчто я тебе скажу! Вот ты приведи мне хоть один пример, чего это твоя Каменскаясделала полезного? Ну? Хоть один пример!

«С этого бы и начинал, – зло подумал Гордеев. –Гадости про Настю вся Петровка, положим, не говорит, а те, кто говорит, делаютэто не первый год. И вы, любезный товарищ генерал, эти разговоры не вчерауслышали. А вот то, что кто-то вас накрутил не далее как на днях, – вотэто точно. Кто-то очень хочет узнать, чем мы занимаемся, а заодно и мненастроение испортить. А вы, товарищ генерал, попались на удочку, и теперь васдергают за веревочку, как марионетку. Вы хотите меня побольнее ударить, чтобы яначал оправдываться и раскрылся. Примеры вам нужны? Ох, не хотел я отдаватьНастю, видит бог, не хотел, но очень уж сильно вы меня обидели, заподозрив впрелюбодействе».

– Что ты молчишь? – продолжал напиратьгенерал. – Ответить нечего? Или придумываешь на ходу, что бы такое хорошеепро свою телку сказать?!

«Ну, благословясь!» – сказал сам себе Гордеев и быстро,взволнованно, словно оправдываясь и как бы выбалтывая под влиянием обиды своималенькие тайны, поведал начальнику кое-что про роль Каменской в работе по делуоб изнасиловании Наташи Ковалевой, и про Интерпол, и про многое другое…

По пути от начальника к себе Виктор Алексеевич заглянул кНасте. Та сидела, погруженная в филатовские бумаги, сосредоточенно вникая в ихлогику.

– Ты как себя чувствуешь, Стасенька?

Настя вздрогнула. Этим ласковым именем Колобок называл еекрайне редко, только в самые тяжелые или ответственные минуты.