Старик бросил на нее задумчивый взгляд.

– Почему – нет? – проговорил он. – Помнишь ли ты эти слова:

Какая лампа дарит свет

Тем детям, что бредут во тьме?

«Слепая вера», – небеса в ответ.

У Джеффри есть он – слепая вера. Все дети наделены ею. Когдамы становимся старше, мы теряем ее – просто отбрасываем за ненадобностью.Порой, когда мы становимся довольно старыми, легкие отблески этой верывозвращаются к нам, но самым ярким светом лампа горит для нас в детстве. Вотпочему, по-моему, Джеффри вполне может кому-то помочь.

– Ничего не понимаю, – растерянно пробормотала миссисЛанкастер.

– Я сам больше ничего не могу сделать. Тот… тот… ребенок вопасности и хочет, чтобы его освободили. Но как? Я не знаю, но ужасно думать обэтом, и страдания этого ребенка разрывают сердце.

Спустя месяц после этого разговора Джеффри тяжело заболел.Восточный ветер был суровым, а мальчик не отличался крепким здоровьем. Докторпокачал головой и сообщил, что дело серьезное. С мистером Уинберном он былболее откровенным и сказал, что дело совсем безнадежное. «Ребенок не поправитсяни при каких обстоятельствах, – добавил он. – У него слишком запущенная болезньлегких».

Именно ухаживая за Джеффом, миссис Ланкастер обнаружила, чтодругой ребенок существовал. Сначала рыдания казались неотъемлемой частью ветра,но постепенно они начали выделяться, обрели определенность. Ошибиться былонельзя. Наконец она услышала их в момент полного затишья: ребенок рыдал –печально, безнадежно, разрывая сердце.

Джеффу становилось все хуже, и в бреду он снова и сноваразговаривал с «маленьким мальчиком».

– Я хочу помочь ему освободиться, я сделаю это! – выкрикивалон.

Вслед за бредом наступила полная апатия, он забылся тяжелымсном. Джеффри лежал очень тихо, едва дыша, погруженный в забытье. Сделатьничего было нельзя, оставалось ждать и наблюдать.

Внезапно мальчик встрепенулся. Его глаза открылись. Онсмотрел мимо матери на распахнутую дверь. Он попытался заговорить, и матьсклонилась к его губам, чтобы слышать шелестящие слова.

– Все хорошо, я иду, – прошептал он и снова погрузился взабытье.

Внезапный ужас овладел матерью, она пересекла комнату, идя котцу. Где-то неподалеку засмеялся другой мальчик. Радостно, звонко, ликующе, исеребристым эхом смех пронесся по комнате.

– Мне страшно, мне страшно, – стонала мать.

Старик покровительственно обнял ее за плечи. Внезапный порывветра заставил их вздрогнуть, и тут же снова, как прежде, наступила тишина.

Смех прекратился, но теперь они услышали новый звук, сначалаеле уловимый, но постепенно все нарастающий, становящийся громким, так что онисмогли различить его: шаги – легкие, мягкие шаги.

Топ-топ, шлеп-шлеп, топ-топ, шлеп-шлеп, они бежали – этихорошо знакомые маленькие ножки. И тут – ошибиться невозможно – другие шагиприсоединились к ним, быстрые и легкие.

Дружно они спешили к двери, туда, туда, за дверь, дружно,дружно, топ-топ, шлеп-шлеп, неслись невидимые ножки маленьких детей.

Миссис Ланкастер смотрела широко открытыми глазами на отца.

– Там их двое, двое!

Ее лицо стало серым от страха, она повернулась к кроватке вуглу, но отец мягко ее придержал и усадил на место.

– Там, – сказал он просто.

Топ-топ, шлеп-шлеп – все легче и легче.

И потом – тишина.

– Любой ценой избегайте волнений и неприятностей! – ДокторМейнелл произнес эти слова спокойным и бодрым тоном.

Последняя фраза врача, вместо того чтобы успокоить госпожуХартер, вызвала у нее еще большую тревогу.

– У вас слабое сердце, – добавил доктор скороговоркой, – ноничего серьезного, уверяю вас. Все же… неплохо было бы соорудить лифт. Как высмотрите на это?

Лицо госпожи Хартер выразило беспокойство.

– Лифт, хм… – повторил доктор Мейнелл, безуспешно пытаясьпридумать что-нибудь успокоительное. – Это даст вам возможность избежатьлишнего напряжения. Обязательна ежедневная прогулка – при условии хорошей погоды,конечно, – но избегайте подъемов. И самое главное, побольше отвлекающих ваш умзанятий. Ни в коем случае не концентрируйте внимания на своем здоровье.

Племяннику старой дамы, Чарлзу Риджуэю, доктор дал болееточные указания.

– Не поймите меня превратно, – сказал он, – ваша тетушка,возможно, проживет еще много лет, однако внезапное потрясение и перенапряжениемогут свести ее в могилу. Она должна вести спокойный образ жизни, но вместе стем и не скучать. Надо поддерживать в ней бодрое расположение духа и всяческиотвлекать ее мысли от болезни.

Чарлз был одним из тех молодых людей, которые считали, чтоудача не приходит сама – надо ей помогать.

В тот же вечер он предложил тетушке установитьрадиоприемник. Госпожа Хартер, расстроенная необходимостью соорудить лифт, неподдержала его предложения. Чарлз настаивал.

– Я не большая поклонница всех этих новомодных затей, –сказала госпожа Хартер жалобным голосом. – Эти электрические волны… Они могутповредить мне.

Чарлз тоном превосходства, не лишенным, однако, добродушныхноток, попытался доказать ей всю несуразность этого предположения.

Госпожа Хартер, чьи познания в области радио были довольносмутными, но обладавшая чрезвычайным упорством в отстаивании своего мнения,была непреклонна.

– Ах это электричество… Ты можешь говорить что угодно, но нанекоторых оно очень плохо действует… У меня всегда перед грозой ужаснаяголовная боль.

Чарлз был покладистым молодым человеком, но и достаточнонастойчивым.

– Дорогая тетя Мэри, разрешите мне объяснить вам все, чтокасается этого вопроса.

Будучи в какой-то степени специалистом в этой области, онпроизнес настоящую лекцию о радио. С большим воодушевлением он говорил обэлектронных лампах высокого напряжения и об электронных лампах низкого напряжения,о высокой частоте и о низкой частоте, об усилителях и конденсаторах…

Потонув в потоке слов, которых она не понимала, госпожаХартер капитулировала.

– Ну конечно, Чарлз, если ты считаешь нужным…

– Дорогая тетя Мэри! – воскликнул Чарлз с энтузиазмом. – Этокак раз то, что вам необходимо, – радио не даст вам скучать и думать о болезни.