Сидевшая на носу челнока девушка улыбнулась и, предваряя возможные вопросы, тут же представилась:

– А я – Забава, паломница. Отроцы вот подвозят… Помолиться хочу, свечечки поставить… да, Бог даст, погостить немножко. Может, в чем-то и помогу.

– Славно! – улыбнулся в ответ сотник. – Церковь у нас красивая. Да и батюшка – человек не худой. Приветит! Так ты что же, одна?

– С паломницами… Они вперед ушли, а я с мужичками торговыми заночевала. Славные такие дядечки!

– Ну, удачи!

Махнув рукой, Миша ухватил весло, челноки разминулись…

Над рекою вставало солнце. Разлилось по воде сверкающим золотом, окрасило палево-желтым цветом редкие облака, лениво плывущие по ярко-голубому летнему небу, отразилось в золоченой маковке ратнинской церкви. С первыми лучами проснулись и утренние птахи – запела в кустах чернотала малиновка, на заливном лугу вспорхнули из высокой травы жаворонки, понеслись к солнышку, к нему же потянулись и раскрывающиеся на глазах цветы – лиловые колокольчики, синие васильки, желтые лютики и купавницы. Порывы легкого ветерка раскачивали густо-розовые венчики иван-чая, на берегу, у самой воды, шумел камыш, гнулся, словно кому-то грозил, тяжелый – с коричневыми навершиями-венцами – рогоз.

Отплыв вниз по реке верст пять, молодой человек резко свернул к берегу и, спрятав челнок в осоке, выбрался на мокрый песок. Оглянулся, потеребил бородку и неслышно скользнул в разросшийся неподалеку орешник.

Плохой еще был орех, кислый, незрелый. Однако еще неделя-другая, и поспеет, и можно будет собирать…

– Стой, кто идет!

Собственно, Миша уже давно ждал окрика, еще на реке. Что ж, часовой малость прошляпил, и все же – лучше поздно, чем никогда…

Ладно, посмотрим – что дальше будет?

– Стой! Стрелять буду!

Ага! Правильно действовал страж, в полном соответствии с уставом и с наставлением, лично записанным Михайлой со слов воеводы, деда Корнея Агеича, да еще с правками бывалых вояк – вечно угрюмого нелюдима Бурея и немого Андрея.

Первый-то раз кричали с одного места – из-за можжевеловых зарослей, а второй – совсем с другого – из-за рябины. А голос-то был один и тот же – молодой, даже детский. Молодец, парень, хоть и прошляпил немного, но службу знает – меняет места. Интересно, с какого места арбалетная стрела прилетит? Наверное, во-он из-за той липы! Или – из малиновых кустов, там, хоть и колючки – да гуще и ближе.

Однако хитроглазый отрок-то! Ишь ты, сотника даже в камуфляже заприметил! Правда, не узнал – да кто ж в такой одежке узнает? На то он и камуфляж. И все равно – молодец!

Однако из малинника-то пичуга выпорхнула! Качнулась ветка… Эдак…

Услыхав до боли знакомый звук спущенного арбалетного курка, Миша, не думая, бросился навзничь, прямо в коряги, в высохшую лесную грязь! Давно уже сформировалась такая вот привычка…

Щелкнула спущенная тетива! Просвистела над головой тяжелая арбалетная стрела – болт, впилась в толстый ствол липы…

Та-ак… А теперь что? Перезаряжать – долго… Сулица!!! Черт!!! Что там у него еще осталось? Шестопер? Нож?

Пожалуй, пора заканчивать, а то и в самом деле недосчитается Ратное своего славного сотника!

– Ладога! – чуть приподнявшись, выкрикнул Миша…

И услыхав в ответ «Полоцк», с облегчением перевел дух. Выдохнув, поднялся… поспешно спрятав усмешку:

– Ну, давай, давай, герой. Покажись!

Звякнув кольчугой, выбрался из малиновых колючих зарослей мальчишка лет двенадцати – худенький, ловкий, светлоглазый, с белесым, смешно торчащим вихром…

– Ой! Господин сотник…

– Кто таков?

– Гастя я… Ой… Унот Доброгаст!

Короткая кольчуга – хауберг – с кольчужным же капюшоном, не очень-то длинный подол, узкие порты, заправленные в замшевые сапожки, наборный воинский пояс. За поясом тесак-скрамасакс (меч в таком возрасте еще рано), как водится – узкий нож в ножнах, и да еще – шестопер! Ух, угодил бы по башке – точно… Ни щита, ни шелома, ни длинных копий на караульные тропы не брали – неудобно.

– Начальник караула – младший урядник Мекша, – перебросив за плечо арбалет, закончил доклад воин.

Выслушав, Михайла кивнул:

– Добро… Идем… начальничка твоего проведаем.

– Никак нет! – неожиданно возразил отрок.

Впрочем, возразил-то вполне ожидаемо – устав и наставление прямо запрещали бросать наряд по службе без важных на то причин.

И еще раз – молодец!

– Что ж, унот Доброгаст… Объявляю благодарность за отличное несение службы!

– Ой… Есть благодарность, господин сотник! – дернувшись, отрок едва не выронил арбалет.

– Доложите о том десятнику. Кто десятник у вас?

– Рыжий Be… Урядник Велимудр.

– Молодец и урядник – умеет подбирать кадры… Сейчас посмотрим, какие еще понабрал…

Оставив Доброгаста нести службу, сотник одернул камуфляж и неслышно зашагал по еле видимой звериной тропке. Совсем неподалеку располагался схрон… где должен быть и старшой, и бодрствующая смена – спать разрешалось только в самом разгаре дня, естественно – по очереди.

Горе-караульщиков Миша увидал сразу, едва осторожненько выбрался из зарослей жимолости и дрока. Вместо того чтобы бдительно следить за рекой, стражи что-то деловито обсуждали, разложив на травке кольчуги. Ремонтировали, что ль? Или чистили? Так на то свободное время имеется!

Ах вы ж, остолопы…

Наливаясь праведным гневом, сотник неслышно нырнул в траву, пополз – подобраться к нарушителям устава поближе!.. Где-то рядом запели птицы… Красиво так…

Ага… вот они, голубчики…

Миша резко вскочил на ноги… И ошеломленно замотал головой. На лугу-то никого не было. Никого и ничего!

Нет, ну вот – таволга примятая, одуванчики, клевер… Листочки медвежьи ушки еще не выпрямились, так и оставались примятыми. Значит, кто-то же здесь валялся – и совсем недавно. Да сотник своими глазами видел… И где ж?

– Стой, кто идет! – резко выкрикнули из разросшегося неподалеку березняка.

И тут же:

– Стой! Стрелять буду!

Совершенно с другой стороны, из густых кустов черной смородины последовал окрик!

Ну и хитрованы, однако! Однако как так? Как так-то?

– Ладога! – послушно отозвался Михайла.

– Полоцк! Доброго здравия, господин сотник.

– Так… По очереди – ко мне. Шаго-ом… арш!

Первым подошел прятавшийся в смородине плечистый парень с круглым простоватым лицом:

– Младший урядник Мекша по вашему приказанию явился!

Все как положено. Короткая кольчужка, увесистая, утыканная гвоздями дубинка, закинутый за плечо арбалет. Нож в сафьяновых ножнах, толок вместо тесака – изогнутая половецкая сабля. Уставом допускалось и такое…

Ах, как кольчуга-то блестит – глазам больно! А впрочем… что это там в кольчужном-то нарукавнике? Прям горит золотом… Так и верно же – золото! Ах, прохиндеи…

– Кто это тут в траве недавно валялся? – Михайла напустил на себя подобающую случаю строгость. – Случайно, не вы?

– Что вы, господин сотник! Мы – да в траве? Как можно! В наряде же!

Вот ведь,