– Что здесь происходит? – протокольным голосомобратился он к старику. – Вы почему мешаете гражданину прогуливаться?

Фраза получилась в зощенковских традициях, и он слегкаулыбнулся. Старик опешил, запнулся на полуслове, увидев тяжелую машину,присевшего рядом с ней сержанта милиции, а главное, увидев прохладную усмешечкув глазах непростого товарища. Уловив эти приметы любимой власти, старик потерялна миг координацию и отпустил рукав подозрительного.

– Да вот, видите, ходит по гастроному и шипит, –вконец совладал с собой старик.

– Сами вы шипите, сами шипите, – бездарнооборонялась джинсовая эпоха.

– Почему же вы к нему пристаете? – строго, нопатронально вопросил Марлен Михайлович старика.

– Да вот шипит же, портфель носит, а шипит… мы в лаптяхходили… а он портфель носит… ходит с портфелем по гастроному и шипит… –бормотал старик.

– Не нужно приставать к гражданам, – тем же тономсказал Марлен Михайлович.

– Товарищ, вы не оценили ситуацию! – отчаянновскричал старик. – Ведь он же там высказывался, что в магазинах нетничего!

Он весь трепетал, старый дурак в обвисшем пиджаке, подкоторым была заляпанная чем-то клетчатая рубаха навыпуск, в сандалиях на босуногу. От него слегка попахивало вином, но больше ацетоном и гнильюразваливающегося организма. Землистое с синевой лицо дрожало: придешь тут вотчаяние, если свои тебя не понимают.

– Так и говорил, враг, что в магазинах нетничего, – он повернулся, чтобы снова ухватить за рукав длинноволосого, вджинсах и с портфельчиком, врага, но того, оказывается, уже и след простыл.Марлен Михайлович, между прочим, тоже не заметил, как испарился смельчак-критикан.

– А что, разве в магазинах ВСЕ есть? –полюбопытствовал Марлен Михайлович.

– Все, что надо, есть! – вопил уже старик,оглядываясь, ища врага и как бы порываясь к преследованию, и опадал, видя, чтоуже не достигнешь, и поднимая к физиономии Кузенкова свою авоську, глядя уже напомешавшего справедливому делу человека с бурно нарастающим подозрением.

– Все, что надо простому народу, есть в магазинах. Вотвам макарончики, вона крупа, масла триста грамм, макарончики… Булки белыележат! – взвизгнул он. – Это те, которые зажрались, те шипят! Мыработаем на них, жизнь кладем, а он всем недоволен!

– А вы всем довольны? – холодно осведомилсяКузенков. Он сам себя своим тоном как бы убеждал, что в нем говоритсоциологический интерес, на самом-то деле и в нем что-то уже стало подрагивать:омерзение к агрессивной протоплазме стукача-добровольца.

– Я всем доволен! – теперь уже дрожащие пальцытянулись к кузенковскому твиду. – Я сорок лет сражался за правое дело! Влаптях… в лаптях… а они с портфелями…

– Идите своей дорогой, – сказал Марлен Михайлович.Он отвернулся от старика и возвратился к своей машине.

Сержант продолжал возиться со шлангом. Он, кажется, и головыне поднял, хотя не мог, конечно, не слышать скандального старика.

– Ну как? – деловым автомобильным голосом спросилКузенков. – Тянет?

Сержант, видимо, тоже чувствовал некоторый идиотизмситуации. Он брал шланг в рот, подсасывая бензин, отплевывался, наклонял шлангк бачку, но оттуда снова только лишь капало, не появлялась желанная струйка.Кузенков облокотился на багажник, стараясь отвлечься от историческойконфронтации к простому автомобильному делу. Тут он почувствовал, как ему в бокупирается мягкий живот старика.

– А вы не разобрались, товарищ, – теперь уже тихозаговорил старик, заглядывая в лицо Марлену Михайловичу. – Вы вообще-токто будете?

В уголках рта у него запекшаяся слюнца, в углах глаз гноец.Прищур и трезвая теперь интонация показали Марлену Михайловичу, что перед ним,должно быть, не простой московский дурак, а кто-то из сталинских соколов,человечек из внутренней службы, по крайней уж мере, бывший вохра.

– Послушайте, – сказал он с брезгливойжалостью. – Что вы угомониться-то не можете? Вы всем довольны, а тотпарень не всем. Люди-то разные бывают, как считаете?

– Так. Так. – Старик внимательно слушал Кузенковаи внимательнейшим образом его оглядывал. – Люди, конечно, разные, разные…А вы, товарищ, кто будете? Сержант, этот товарищ откуда?

Нахлебавшийся уже изрядно бензину милицейский, не поднимаяголовы, рявкнул на старика:

– Выпили? Проходите!

Старик чуть вздрогнул от этого рыка и, как видно, слегказасомневался, ибо власть как всегда была права – выпил он, а раз выпил,положено проходить. Тем нс менее, он нс прошел, а продолжал смотреть наКузенкова. Конечно, английское происхождение кузенковских одежд было старикуневедомо, по взгляд его явно говорил о направлении мысли: кто же этот человек,отнявший у меня врага? свой ли? Ой, что-то в нем не свое, дорогие товарищи! Ауж не враг? А уж не группа ли тут?

Марлену Михайловичу взгляд этот был предельно ясен, и втайниках его происходил процесс ярости, как вдруг откуда-то из самых ужотдаленных глубин какой-то самый тайный уже тайник выплеснул фонтанчик страха.

Руки старика потянулись к его груди, слюнявые губызашевелились в едва ли не бредовом лепете:

– Конечно, выпил… значит, ваше преимущество… а я сороклет сражался… в лаптях… с портфелями… продовольственные трудности… полмиракормим… братским классам и нациям… документик покажите… вы кто такой… меня тутзнают, а вы… сержант, а ну…

Марлен Михайлович разозлился на себя за этот страх. Данеужели даже и сейчас, даже и на такой должности не выдавить из себя раба? Каклегко можно было бы весь этот бред оборвать – отшвырнуть сталинскую вонючку(так и подумал – «сталинскую вонючку»), сесть в мощный автомобиль и уехать, поэтот сержант дурацкий, со своим дурацким шлангом; конечно же, чего мне-тобояться, ну потеряю полчаса па объяснение в соседнем отделении милиции, звонокЩелокову и – все в обмороке, но в то же время, конечно же, совсем ненужныйполучится дурацкий нелепый скандал, и не исключено, что дойдет до верхнегоэтажа, к этим маразматикам сейчас прислушиваются, кое-кто даже считает ихопорой общества (печальна судьба общества с такой опорой), ну, словом… Как жеот него избавиться, еще секунда и он вцепится в пиджак, забьется в припадке, итогда уж вся улица сбежится, припадочных у нас любят…

Тут налетела на старика расхристанная бабенка лет сорока,титьки вываливаются из черной драной маечки с заграничной надписью GRAND PRIX.

– .Дядя Коля, айдате отседа! Дядя Коля, ты что? Пошли,пошли! Смотри, сейчас бабка прибежит! Тебя уж час по дворам ищут!