Занимало и другое, от кого и как получила неизвестная сведения о предполагаемом аресте Мэи, о кругах и о войне и обязательном участии в ней графа?.. Хотя, нет, о кругах она ничего не говорила.

Движение замедлилось и он сбился, повернувшись в поклоне не в ту сторону. Вообще, танцы, так же как, впрочем и все остальное здесь, неустанно повергали Фому в недоумение: как они живут, чем?! Рядом кружились пары с такими вдохновенными лицами, словно всем присутствующим было по пять лет и это их первая самостоятельная елка, под которой лежит банан всей жизни…

Грохнула хлопушка — хохот, крики!..

Доктор прав, только сохраняя статус наблюдателя этой сказки и, в какой-то мере, самого сказочника, можно было не остаться в дураках, играя в эти игры. Наблюдай!.. Вот только Мэя…

Что за парижские тайны, наконец?!

— Княжна, странная история со мной приключилась! — прервал Фома молчание. — Пошел я как-то в баню…

И добавил доверительно:

— Помыться…

Гигиенические откровения графа были встречены совсем не так, как он ожидал.

Княжна округлила глаза.

— Для вас это странно, граф? У вас нет обычая мыться?..

Она даже чуть отстранилась, причем выглядело это не только как любопытство, но и как гигиеническая мера. Фома почувствовал себя попрошайкой в метро, когда тебе дают деньги, но стараются избежать прикосновения.

— Почему, есть, но… — несколько смутился он, кляня свою дурацкую манеру начинать разговор с предподвыподвертом. — Но у нас в бане не кусаются!

— Вас искусали в бане?! — ахнула княжна, отстраняясь еще дальше. — И кто же? Уж не Скарт ли?..

«Нет, блин, Моби Дик!» — чертыхнулся про себя Фома. Княжна продолжала:

— Тогда мне понятно ваше неистовство в поединке с ним, граф!

Разговор, так красиво начатый, разворачивался совершенно позорно, Фома чувствовал себя полным идиотом и не нашел ничего лучшего, как уточнить:

— Так это были не вы?

— Я?! Граф, помилуйте, что вы говорите?! Я вас искусала! За что?.. За то, что вы не моетесь? Что это на вас нашло?.. — Она показала свои точеные зубки.

Сказано: многие знания — многие скорби. Но многие незнания — скорби еще большие.

Фома заскорбел. Он ничего не понимал. Ему казалось, он так остроумно начал беседу, что независимо от того, она это или не она, княжна должна была томно опасть в его руки, прося прощения, милости и еще бог знает чего, а он — небрежно отнести её в какой-нибудь темный угол и (тут Фома давал волю фантазии!) строго отчитать, как Евгений — Татьяну. Эротика устного наказания: «напрасны ваши совершенства!..»

И на тебе! Вот и доверяй после этого интуиции. «Чую!» Чучело!..

Не было таких последних слов, каких Фома не сказал себе.

В это время в арке между трапезным и танцевальным залами открылась импровизированная сцена, и на ней появился толстяк тенор, запевший вдруг густым басом какую-то игривую простонародную песню, подстраиваясь под менуэт. Сам он был, в рамках предстоящего маскарада, под стать куплетам, в странных и грубых одеждах. Нечто подобное Фома видел в трактире Томаса на сельчанах. Когда до него дошел смысл песни, стали понятны и одеяния: песня была о простой крестьянской жизни и о такой же любви, простой и чистой. Только толстяк пел ее очень невнятно, словно во рту у него была каша, а может это получалось оттого, что он старался петь, «сидя» даже не на диафрагме, а гораздо ниже даже желудка. Выходило очень толсто, половины слов не разобрать, но одно было ясно: кто-то кого-то поймал в овсах и… объясняется в любви к ботанике.

Кругом смеялись и хлопали. “Мультфильм!” — поставил диагноз Фома, и перестал чувствовать себя поручиком Ржевским, просто стал им.

Княжна, напротив, была заинтригована началом банной истории Фомы.

— Вы что же, граф, даже не знаете, кто вас укусил?

— Извините, княжна, в таком случае теряю голову, сожалею!..

На самом деле он жалел только об одном — что не обернулся в бассейне раньше, идиот! Не алел бы сейчас, как стыдливая зорька. Черт возьми, головная боль! Из ничего! Когда же я перестану попадать в дурацкие ситуации?..

— Так что же с вами произошло, любезный граф?

Чтобы избежать подобных ситуаций в будущем, Фома был правдив, а его история неприхотлива и быстра, как солдат в бане. Княжна выслушала его молча, с загадочной улыбкой.

— Скажите, пожалуйста, какая романтическая история! — промурлыкала она.

— Какая есть, княжна!.. — Ослепительно улыбнулся Фома, все больше входя в роль поручика.

— А вы знаете, я вам верю! — неожиданно сказала Гея, возвращая ему улыбку, стократно. — И вовсе не за ваши глаза, граф!.. Я, кажется, уже слышала эту историю, правда, в другой интерпретации, не столь захватывающей.

«Кажется»! Милое дело! Никогда ему не быть светским львом, в лучшем случае — светским слоном. Фома не набросился на княжну только потому, что в танце грянул новый поворот и он едва в него вписался.

— Слышали? — улыбнулся он, словно отведал лимонной кислоты. — И от кого, милая княжна, могу я узнать?

— Граф, граф! — снова отстранилась княжна. — Вы сломаете мне руки!..

И не только, подумал граф…

— Право слово, если бы я знала, что это вас так взволнует, я бы не стала…

— Но теперь-то, когда вы уже взволновали меня, княжна… — Фома прижал Гею к себе, насколько позволял её пышный кринолин. — Теперь-то, я надеюсь, вы скажете мне, кто эта дама?

— Почему вы думаете, что это дама?..

Княжна уже пришла в себя от неожиданности и снова улыбалась.

— А вы думаете, что я провел полчаса в бассейне наедине с мужчиной и не заметил этого? — прошипел он.

— Вы и сейчас не замечаете, что танцуете с дамой, а не коня объезжаете! — холодно заметила княжна.

— Но, простите, я видел эту