там рад. Я был бы счастлив, имея под седлом такого красавца. Черный, как душа последнего грешника, с небольшой белой звездочкой во лбу и парой чулочков на передних пястьях. Иван, как увидел этого коня, так и обо мне забыл. Сам вызвался коневодом и больше не отходил от него ни на шаг.

Мелисса неодобрительно пробормотала что-то о больших детях с небритыми подбородками, но что с женщины взять. Разве ж они способны оценить настоящую красоту? Которая не в зеркале...

Воевода, как и обещал, снарядил обоз щедро. Припасов выдели не скупясь. Целых шесть подвод. Намеревался приставить к ним еще и стрельцов, но я отказался. У меня ночью вызрел в голове другой план, в котором пешие воины стали бы помехой. Так что пришлось вежливо, но твердо настоять на своем. Федор Обухович, хоть и не принадлежал к тем, кто принимает отказы, видимо сообразил, что я не просто так упорствую, и согласился. Более того, сделал мне подарок. Провожать вышел на крыльцо хором вместе с дочерью.

Не уверен, что Дануся меня помнила, но платочком несколько раз махнула. И лицо ее мне показалось опечаленным. А глаза заплаканными.

«Зелёною весной под старою сосной

С любимою Ванюша прощается.

Кольчугой он звенит и нежно говорит:

«Не плачь, не плачь, Маруся-красавица»

- Хоть кол на голове теши, - резюмировала черная монахиня негромко, словно сама с собою говорила, - а кот все о сметане думает. Атаман, ау? Опять красны девицы добру молодцу свет застят?

- Что?

Я мотнул головой и огляделся. Мать честная. Да мы уже версты четыре, не меньше, от города отъехали. Не то что глаза – ворота не сразу разглядишь. Это ж насколько я из реальности выпал. Непорядок. Надо держать себя в руках.

- Помочь? – нежно прикоснулась Мелисса. – Остудить голову?

- В смысле, ведро воды на нее опрокинуть? – отшутился я, словно не понял намека. – Нет, спасибо. Вона, нас новые бойцы дожидаются... – указал подбородков в сторону лисовчиков, разбивших у дороги небольшой лагерь. – Не поймут, если увидят мокрым, а дождя нет. Придется что-то о сильном ветре придумывать.

- Как знаешь... – монашка усмехнулась немудреной шутке. – Но, если что – не обессудь. Ведро, так ведро. Слово атамана – закон.

Лисовчики варили кулеш и на нас даже не глядели. Ну, едет себе небольшой обоз мимо, так и пусть едет. Случись встреча не на виду у города, а в широкой степи – скорее всего бесшабашные удальцы не приминули бы поинтересоваться: «кто такие и что на телегах», но всего в нескольких верстах от Смоленска, подобный интерес ничем хорошим не мог закончиться.

- Челом вельможному панству! – я приподнял шапку над головой, здороваясь. – Хлеб да соль! Поспел кулеш? Не угостите?

- Ем да свой... – с ленцой ответил один из лисовчиков. Не слишком внушительного виду, но с впечатляющим шрамом поперек лица, аккурат над бровями. Словно кто-то хотел снять с него скальп, да не управился. – А ты и так постой. А еще лучше, ехай дальше... и на чужой каравай рот не разевай.

- Эй! Да это же наш спаситель! – узнал меня пан Шпычковский. - Заткнись, Значный!* (*польск., - Меченый). Пан Антоний! Прошу к огню... Надеюсь, вацьпан с добрыми новостями.

- Как посмотреть... – ответил я дипломатично. – Если ты о том, сердится ли воевода Обухович на тот бедлам, что вы учинили в городе, то вынужден разочаровать – сердится. И даже весьма. Кулаками махал, ногами топал... Едва удалось уговорить его не посылать за вами стражников.

Лисовчики дружно повернули головы в сторону Смоленска, словно хотели воочию убедиться, что отряд конных стражников не пылит по дороге.

- Обошлось, значит? – уловил главное пан Ян.

- Можно и так сказать... Федорович забудет о инциденте, при одном условии.

- И каком же?

- Если вы пойдете под мое начало... Хотя бы до конца задания.

- Что?! – вскочил все тот же шляхтич, который со шрамом. – Лучшие клинки полковника Лисовского должны принять над собою командование невесть кого. Еще и опираясь только на его слова?!

Угу. Похоже, с этим панком могут быть проблемы. Не годится. Заразу надо пресекать в зародыше, пока другие не подцепили.

- Вообще-то, я думал здесь только шляхтичи. То есть, те кто знает цену шляхетскому слову.

- Мы то шляхтичи! – аж взвился Значный, вызывающе хватаясь за рукоять сабли. – А кто за пана поручиться может? Что не с хлопом* (*польск., - простолюдин) разговариваю.

Ян Шпычковский открыл рот, явно желая вмешаться, но мне сейчас его заступничество только помешало бы.

- Пани Замошская устроит? – поинтересовался с усмешкой.

- Пани? – недоуменно переспросил меченный, потом посмотрел на Мелиссу и нагло осклабился. – Эта хвойда что ли? Вы слышите, панове? Честь лотра перед нами подтвердит потаскуха. Что же ты, вацьпан, только одну девку взял? На больше денег не хватило.

Это уже было прямое оскорбление. Что мне и требовалось.

- Нет, пан... Я – Антоний Замошский. А это... – похлопал по ножнах, - пани Замошская. И нам весьма любопытно, пан только на язык быстрый или саблю в руке тоже удержать способен? Впрочем, если пан погорячился и готов принести извинения... – при этом я поглядел на Мелиссу.

Монахиня даже бровью не повела. Похоже, сразу просчитала мою игру. Вот же ж повезет (или наоборот) кому-то с женой.

- Извиниться?! – шляхтича понесло. Что называется, закусил удила. – Перед... перед... – он явно искал выражение по оскорбительнее.

- Осторожно со словами, вашмосць! – я повысил голос. – Не стоит искушать судьбу. Оскорбление смывают кровью. Но на некоторые крови может не хватить.

- Ты, Болек, и в самом деле, лучше заткнись и вынимай саблю... – посоветовал кто-то из лисовчиков.

- Ах, так! – вскричал тот. Быстро отстегнул перевязь, вынул саблю и отбросил в сторону ножны. – Сейчас все увидите, как этот самозванец будет на коленях просить пощады.

Почти в каждом мужском коллективе случаются такие идиоты, которым словно черт нашептывает. Они не могут жить спокойно, постоянно норовят задеть каждого, кого считают слабее. Думая, что остальные недостаточно их уважают, такими поступками пытаются добрать до