…Нижняя палуба разительно отличалась от палуб пассажирских:здесь не было ковров и стены не были обшиты деревом. Зато дверь в машинное отделениебыла открыта. Мы добрались до нее, так никого и не встретив по пути.

– Пришли, – сказала Карпик, – помоги мне открыть, дверьочень тяжелая…

Вдвоем мы справились с металлическими заклинками и сразу жеоказались в царстве грохочущих механизмов. Шум стоял такой сильный, что Карпикдаже прикрыла уши. Немного привыкнув к грохоту, мы двинулись в глубь отделенияКарпик замечательно ориентировалась и здесь.

Мы без труда нашли место падения старпома. И дажедобросовестно исследовали его. И пока Карпик с упоением ползала на коленях,рассматривая пол на предмет возможных улик, я предавалась совершенно другиммыслям Прошлой ночью в наполненном людьми машинном отделении я даже несообразила, что главной уликой может являться само падение. Вернее, не падениедаже, а траектория, которую описало тело падающего старпома и то расстояние оттрапов, на котором оно лежало.

Слишком далеко.

Для того чтобы упасть так, как упал Митько, необходимо былодля начала разогнаться, оттолкнуться от пола и постараться прыгнуть как можнодальше. И если принять версию Антона и Альберта Бенедиктовича о том, чтостарпом оступился, то становится непонятным, почему тело лежало так далеко оттрапов и от стены машинного отделения.

А положение трупа свидетельствует об одном из двух: либоМитько действительно с силой оттолкнулся от площадки, и тогда это сильносмахивает на самоубийство, либо…

Либо Митько просто выбросили.

Странно, что никого не смутил этот факт. Странно, что еговообще оставили без внимания. Может быть, Карпик права, и все эти далеко неглупые, респектабельные господа бегут от криминала как черт от ладана? И нехотят замечать очевидных вещей. И это играет на руку убийце, – возможно, самомуреспектабельному из всех респектабельных господ.

– Посмотри, что я нашла, Ева! – Торжествующий голосКарпика вывел меня из задумчивости. – Это то, что нам нужно. Иди сюда.

Я подошла к девочке и опустилась на корточки рядом с ней.Карпик указала мне на пуговицу, валяющуюся на полу, возле маховика, которыйсоединял один из двигателей с генератором. Нельзя сказать, что сообщение обэтой находке как-то особенно взволновало меня: я начала рассматривать ее толькодля того, чтобы подыграть щенячьему энтузиазму Карпика. Но тут мне пришлосьсогласиться с Карликом: пуговица действительно представляла собой довольнонеобычное зрелище. Во всяком случае, ничего подобного я раньше не видела. Онабыла сделана из немного сточенной и довольно крупной монеты, чуть больше двухсантиметров в диаметре.

Пять рейхсмарок 1938 года. С маленькой изящной свастикой вкогтях орла и бульдожьим профилем Гинденбурга.

К монете было приварено ушко, что, собственно, и делало еепуговицей. Теперь в ушке торчали нитки и микроскопический кусочек темной ткани.Очевидно, пуговицу оторвали. И не просто оторвали, а оторвали с мясом.

– Ты когда-нибудь такое видела? – прошептала Карпик.

– Нет.

– Ничего себе пуговичка, ею убить можно!

– Не преувеличивай, Карпик! Ею убить нельзя…

– Ну, все. Теперь он у нас в кармане. – Карпик крепкосжала пуговицу-монету в руке, она даже не могла скрыть своего ликования.

– Кто?

– Убийца!

Я поспешила остудить пыл не в меру ретивой девчонки:

– Ну, это совсем не факт.

– Как – не факт? – Карпик даже вспыхнула отнегодования. – Все же очень просто! Они боролись, старший помощник выдралпуговицу, перед тем как его сбросили с площадки. Ведь она же рядом с нимлежала, ты же не будешь этого отрицать…

Карпик шла тем же путем, каким шла и я сама, и от этого мнесделалось не по себе.

– Лежала… Она могла лежать здесь с незапамятных времен.

– Ага. С тысяча девятьсот тридцать восьмого года, –пошутила Карпик. – Это же не обычная пуговица… Или ты думаешь, что кто-то изматросов носит такие на кителе?

– Не знаю.

– Это очень заметная вещь, – продолжала страстноубеждать меня девочка – Ты правда такую не видела?

– Нет, – снова честно сказала я.

– И я тоже. Хотя у папы много пиджаков. Он любит“Живанши” и “Армани”. А ты?

– Изделия Трехгорной мануфактуры. Идем. Поднимемся полестнице наверх. Думаю, что все, что мы могли обнаружить здесь, мы ужеобнаружили…

Непрерывный подъем по крутым трапам был немного тяжеловатдля Карпика, и мы остановились на одной из площадок, чтобы передохнуть. Язакурила неизменный “Житан Блондз”, а Карпик, прижавшись лицом к решеткеограждения, долго смотрела вниз. А потом повернулась ко мне:

– Это хорошие сигареты?

– Это любимые сигареты.

– А какая разница?

– Никакой. Любимые – всегда хорошие. Это не только ксигаретам относится.

– Дай мне затянуться, – неожиданно попросила Карпик.

– Еще чего! Не хватало, чтобы я приучила ребенкакурить. Можешь стрелять сигареты у своего папочки, если хочешь…

– Он не курит.

– Видишь, какой положительный человек. Должен служитьтебе живым примером.

Так, легко пикируясь, мы добрались до площадки, с которойупал Митько. Или с которой его сбросили. Лампа аварийного освещения уже былапоставлена, и в ее свете мы принялись за поиски деталей, более весомых, чемнемецкая пуговица-монета. Но здесь нас поджидало разочарование: ничего,заслуживающего внимания, мы так и не нашли. Это несколько обескуражило Карпика,которая ожидала от пролета весь джентльменский набор улик: луж крови, кастетов,стилетов, стреляных гильз и визитную карточку убийцы для полноты картины. Нополе гипотетической битвы оказалось абсолютно стерильным.

Карпик позволила мне выкурить еще одну сигарету и, пока я снаслаждением выпускала дым, принялась размышлять вслух:

– Главное у нас уже есть. Пуговица.

– Ценное приобретение. И что ты думаешь с ней делать?

– Сначала нужно выяснить, от чего она была оторвана.

– Интересно, каким образом?

– Будем следить за каждым. Кто во что одевается…Хорошенько ко всем присмотримся. Наверняка у него нег больше запасной… Ипришить ее он не сможет.

Я улыбнулась и приподняла Карпику подбородок:

– Это спорный тезис.

– Почему?

– По разным причинам. Во-первых, я уже говорила тебе, –совсем не факт, что эта пуговица оказалась здесь вчера ночью. Во-вторых, еслиэто действительно пуговица с пиджака убийцы – на минуту предположим такойвариант, – то нет никаких гарантий, что убийца уже не обнаружил потерю. Он могспуститься сюда и попытаться найти ее…