Но! Пять недель спустя он всё-таки ходит. Всего несколько метров в день, на распорке и с поддержкой, но ходит. Когда на одной из первых тренировок ассистенты притащили ему экзоскелет, упаковали его и подключили, он ржал, как ребёнок, походил в нём минут двадцать и сказал:

– Поприкалывались и хватит. Однако, забавно эта штука работает…

Никому кроме него весело не было. Ассистенты и тренер с вытянутыми лицами принялись подбирать слова и объяснять моему подопечному, что отныне и, возможно, навсегда, это средство – его ноги. Лео очень злобно мотнул головой и изрёк:

– Едва ли.

Никто его сразу не понял. Поняли, когда сняли с него все части и детали экзоскелета, и он рванул тренироваться. Ну как рванул… встал на ноги сам, без помощи, продержался пару секунд и постановил:

– Мне нужна максимальная нагрузка.

Ну, ему её, конечно, дали. Я тогда, захлёбываясь радостью, подумала, что через две-три недели этот бравый калифорнийский солдат если не побежит, то точно пойдёт. Не свершилось. Пойдёт, конечно, теперь уже никуда не денется, но через пару месяцев, не меньше.

Ещё через несколько недель Лео подпирает поясницей стену у входной двери в тренировочный зал.

Johnny Rain – LLWH

– Ты чего тут? Без коляски?

– Не хочу больше в неё.

Я подхожу ближе и замираю от удовольствия. Только слышу, как кровь рывками несётся по тонким сосудам, распирает их – мало ей во мне места.

– Слушай, ты такой большой, Лео… Сколько в тебе сантиметров… роста?

– Сто девяносто семь.

– Ох, ёлки… – что-то медленно отрывается в моей груди, и мысли от этого ворочаются с трудом. – Тебе от мамы не только лицо, похоже, досталось…

– Похоже.

Изо всех сил стараюсь спрятаться за улыбкой, но напрасно: Лео явно плевать и на мою восторженность, и на рвущиеся наружу чувства. Возвратив себя на землю, я не спрашиваю его о боли, просто предлагаю вариант решения:

– До лифта ещё шагов двадцать, потом по парковке не меньше пятидесяти. Давай сегодня в коляске, а завтра я перегоню машину поближе? Припаркуюсь прямо у лифта. Постараюсь. Как тебе план?

– Отличный, – соглашается.

– Пойду за коляской схожу.

– Спасибо, – выдыхает с трудом.

Операция в буквальном смысле сделала из него свободного человека. В первую очередь свободного от невыносимой боли и собственного уныния. Но она не избавила его от боли совсем. Спина у него болит, не так часто правда, но болит. Я это знаю, хоть он и не жалуется, молча терпит, потому что слишком хорошо изучила за эти месяцы и его лицо, и его повадки. Я понимаю, что в сравнении с тем, что было до операции, жизнь для него фактически началась заново. И к тому же, нельзя сбрасывать со счетов ненормальные нагрузки.

Ane Brun – Trust

В тот же день мы возвращаемся с тренировки – я за рулём, конечно, Лео рядом. Ванкувер умывается своим привычным дождём, охотно подставляя мороси не только свои узкие улицы, но и нас. Именно в тот быстро опускающийся февральский вечер я внезапно осознаю, какой титанический труд в эти недели и месяцы проделывает Лео. Молодой, сильный, неугомонный мужчина устал так, что уснул, едва его лоб коснулся оконного стекла. Даже капли на нём почти не разглядывал, по своему обыкновению, не всматривался в прохожих и пролетающие мимо нас высотные здания, не обнимал взглядом просторы залива под мостом, не мерял им горную гряду. Он не провалился в сон, а рухнул в него, обессилев от собственной отчаянной решимости преуспеть в самом на сегодня для него важном – вернуться в мир здоровых людей. Покой на его расслабленном лице окутал, овеял меня фундаментальным удовлетворением, тонкой материей осознания, что путь, по которому иду – правильный. Это чувство внутри – радость, гордость, почти триумфальная уверенность, что теперь уж точно всё получится – заполнило меня до самых кончиков пальцев, заискрилось в груди, защипало глаза той разновидностью слёз, от которых не отказываются.

У меня возникает непреодолимое желание прикоснуться. Вначале вот там, в том месте, где волосы касаются его лба, потом провести ладонью вдоль его шеи, зарыться пальцами в локонах и нарисовать кончиками тонкие ленточки на его затылке. Моя рука тянется сама собой, словно бы силы покинули меня, и теперь больше нет никакой возможности сдерживаться. И я уже почти касаюсь самого большого завитка чёлки, почти ощущаю его головокружительную мягкость, как вдруг хоровое гудение сигналящих позади машин выводит меня из глубокого транса такой редкой, но такой важной в любой судьбе вспышки счастья.

Лео просыпается, и я отдёргиваю руку. Мгновенно. Молниеносно. Со скоростью, опережающей световую. Он не успевает даже заподозрить, что мгновение назад был в миллисекунде от прикосновения.

Я уже успела очнуться, всмотреться в слепящий зелёный, нажать на газ и даже тронуться, как объезжающий меня белый Порше поравнялся, чтобы вправить на место мои бестолковые мозги.

– Извините! – кричу ему в опущенное стекло. За рулём немолодая и очень разъярённая на вид женщина многозначительно качает головой. Рядом с ней улыбается мужчина.

– Что такое? – вскидывается Лео, перепуганный моим криком.

Что такое? Я так залюбовалась тобой спящим, что собрала за нами километровый хвост взбешённых задержкой ванкуверцев!

– Да всё как обычно – полно идиотов на дороге. Как таким только права выдают?! Я бы ввела повторное тестирование для всех, как минимум, раз в два года, плюс особый психологический тест – проверка на адекватность. Ты отдыхай, не отвлекайся. Вечером ещё потренируемся дома.

Лео отвечает мне усталостью во взгляде, но что важно – в нём больше нет ни тоски, ни обречённости. В нём дерзкий, умный, смелый и решительный мужчина, готовый к новым свершениям. Он снова отворачивается к окну и закрывает глаза, а я опять грызу собственную нижнюю губу. Думаю, этой дурацкой привычке уже пора давать имя – Leo`s Frustration.

Секс в последнее время случается всё чаще, к сожалению. У меня уже давно закончились все оправдания, и чем крепче у Лео ноги, чем длиннее его дистанции и шире улыбки, тем чаще я повторяю себе: «Всё! Это был последний раз. Железно».

Но… когда он обнимает меня, особенно со спины, когда прижимается губами к виску или щеке, когда дышит в затылок, я забываю обо всём. А ещё он любит целоваться – долго и с приключениями. Лео неизлечимый аддикт поцелуев и знает в них толк. Они взрываются, вспыхивают, ластятся, нежатся, расцветают, терзают, отрывают по куску. Но главное, никогда не кончаются. Как только он меня не целует: то нежно и ласково, то неистово, то так, словно может не успеть. Он умеет рассказывать поцелуями целые истории.

Salt of the Heart, Pt. 2 – Nick Murphy

Лео терпеть не может заниматься этим в темноте. Включает прикроватный свет, я выключаю, он включает, я выключаю.