Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот если предположить, что кто-то целенаправленнораспускает слухи, дует, так сказать, на угли, не давая им погаснуть… Интересно,стали бы военные, даже самые наисекретнейшие, заниматься такой мурой?..
Карташ поначалу сам себя урезонивал: «Это во мне говоритгородской, более того – столичный менталитет, взращённый бешеным ритмомгородской жизни. А тутошний, глухоманский менталитетушка ходит по одному и томуже кругу, тем и доволен, и не надо ему никакого свежачка в темах, событиях,идеях – старым проживём». Возможно, так Карташ и отмахнулся бы от одолевающихсомнений… но жизнь подбрасывала всё новые фактики.
Например, Алексея очень заинтересовала история, поведаннаяРомкой-Гвоздём под большим секретом своему корешу и мигом облетевшаязавсегдатаев Салуна. Дескать, он, Гвоздь, наткнулся у Красного ручья нанатурального мертвеца. Причём покойник был свежий, пролежал у ручья от силы днядва. И ничего бы в той истории не поражало, эка невидаль, покойник втайге, – если б не одна деталь. Вернее, отсутствие деталей. Деталей одежды– вместе со всей одеждой. Мертвец, по уверениям Ромки-Гвоздя, был совершенногол, лишь одни плавки прикрывали наготу, да на ногах имелось некое подобиелаптей. При нём не наблюдалось ни вещмешка, ни ружья. Ни иных вещей. Человекскончался, скорее всего, от потери крови – у него был распорот бок.
Гвоздю не поверили не потому, что история показаласьневероятной, а потому, что за ним давно уже закрепилась репутация этакогоместного Мюнхгаузена. И чем больше клялся и божился Ромка, тем больше над нимсмеялись в Салуне. А когда через неделю у Красного ручья побывал уже другойохотник и не нашёл там ни костей, ни лаптей, то Гвоздю какое-то время простопроходу не давали, изводя подначками – вроде такой: «Эй, Ромка, сегодня налесопилке встретил голого мужика в лаптях, а он меня спрашивает, где тут мойдруг Гвоздь живёт, хочу, мол, с ним на брудершафт дёрнуть…»
Но если на секунду допустить, что Гвоздь не соврал, то сразуже выскакивает множество любопытных вопросов. И первый из них: откуда взялся втайге голый покойник? Поселковый? Гвоздь его не признал, сказал, что мужиксовершенно незнакомый. Турист, сошедший с поезда? Как же его занесло в такуюдаль, как он умудрился протопать столько вёрст, считай, босиком? Предположим,обобрали уже в тайге лихие людишки. Но тогда это новое слово в лесном грабеже –раздеть в прямом смысле до трусов. И почему никто не хватился туриста? Да и туристы-тов здешних краях феномен редчайший, появляются раз в год… Беглый с их зоны?Последний побег случился задолго до Карташа, кажется, в девяносто седьмом, стех пор, тьфу-тьфу, всё спокойно. Беглый с другой зоны? До другого мужскоголагеря аж целых четыре сотни километров, да к тому же из исправительно-трудовыхучреждений Шантлага в указанное время никто не срывался, уж кому как не Карташуоб этом знать. Да и какой идиот, скажите, пожалуйста, убежит с зоны голышом?
Да, Карташ всерьёз раздумывал над рассказом местногоМюнхгаузена. Не то чтобы он верил Гвоздю, но у каждого фантазёра есть свойпотолок в выдумках. Так вот потолком воображения Гвоздя был какой-нибудьмедведь величиной с «КамАЗ». А голый покойник – сюжет далеко не из егорепертуара.
Между прочим, если поверить Ромке, то всплывает ещё одинбезответный вопрос: куда делся труп у Красного ручья? И как тут не вспомнить,что от Красного ручья до Шаманкиной мари всего-то километров тридцать, еслинапролом…
А ещё есть такой промысловик, добытчик левого золотишка ЮркаБородин, который уверяет, что однажды слышал пальбу, доносившуюся, по егоуверениям, с околюченной территории Шаманкиной мари. И стреляли, по егоутверждению, не из «калашей» и не из охотничьего оружия, а из импортныхкарабинов.
И что же в результате?
А в результате получалось, что в Шаманкиной мари находитсянечто – это единственный неоспоримый факт. Вокруг предположительно секретноговоенного объекта, в общем-то, рядового для Сибири, не происходит никакихвоенных событий, зато вместо этого крутится слишком много сплетён и разговоров.А кроме того, из всех происшествий, так или иначе связанных с Шаманкиной марью,ни одно не имеет отношения к армии.
Что бы это значило, Карташ сказать не мог.
Но докопаться до сути ему загорелось. Для начала требовалосьза что-то зацепиться, и потом за ухваченный кончик попробовать размотать клубок– вдруг чего и удастся вытянуть… а то и сплести самому какую-нибудь сеть. Воттак он и надумал провести, что называется, разведку боем. Тогда и обратился кЕгору Дорофееву. И вот чем всё закончилось…
25 июля 200* года, 21.40.
Они встречались попеременно то у него, то у неё. Видимо,чтобы вносить разнообразие в интимные отношения. Сегодня Карташ пришёл в гостик Нине. К Нине, поварихе из казарменной столовой, девке видной, с роскошнойзолотистой косой. Сожительствовали они уже год, и Карташу, как это ни странно,пока не надоело – потому как с ней можно было не только перепихнуться, когдаплоть позовёт, но и поговорить душа в душу. Не по-бабьи умная она была, Нинкаих столовки, вот в чём дело, вот что привлекало опального москвича…
По всему чувствовалось, что дом обходится без хозяина –этакая неуловимая, растворённая в житейских мелочах аура жилища одинокойженщины. Даже электробритва на подоконнике никак не влияла на общеевпечатление. Да и женские запахи триумфально побеждали изредко забегающиймужской запах, выдавливали его из всех щелей, изгоняли отовсюду, куда онуспевал забиться за ночь.
Их секс уже вполне можно было назвать супружеским. За год,что длится их связь, ушли водой в песок страсть, пылкие объятия и нежный шёпот.Уже не повторялись бурные, скопированные из «9,5 недель» сцены на пороге избы,они уже не терзали друг друга любовью до утра, уже не стремились каждую ночьпревратить в незабываемый праздник. Они оба не относились к молодым романтичными пылким особам, поэтому не воспринимали естественный ход вещей как трагедию,не закатывали по этому поводу сцен и не разрывали отношения. Они продолжаливстречаться и ценили то, что есть.
Электрический будильник, тикающий на специальной короткойполочке над кроватью, показывал без пятнадцати десять вечера. По пармскимпредставлениям насчёт что такое поздно, что такое рано – очень поздний вечер.
После десяти по посёлку шатались только пьяные и влюблённые,да вокруг «Огонька» вилась какая-никакая жизнь.
Карташ потянулся к прикроватной тумбочке, взял сигарету,прикурил, отдал Нине. Потом закурил сам. Пепельницу поместил на простыню междудевушкой и собой. Как кинжал в рыцарских романах.
Какое-то время молча дымили, отдыхая после любовных игр,ожидая, пока сердца с ускоренного ритма вернутся к обычному.
Нинка затушила в пепельнице окурок, по-кошачьи потянуласькрепким телом тридцатилетней женщины. Лукаво скосила глаза на соседа покровати.
– Ну что, понравилась лялька? Запал, небось?