Пожилая женщина с рыданиями кинулась на грудь того, чтоосталось от Игоря. Желтое восковое лицо, заострившийся нос, руки почему-тосжаты в кулаки, а на лбу белая бумажная лента с молитвой. Вот уж не подумалабы, что Марков верующий, хотя, наверное, отпевание заказал кто-то изродственников…

Полная тетка с равнодушным взглядом произнесла пару дежурныхфраз о скорби и горе. Потом полозья запищали, и гроб погрузился в бездну, гдетелу Игоря предстояло стать горсткой пепла. Есть в обряде кремации какая-тобезнадежная жестокость!

Молодой мужчина подошел к нам с Виталием и пригласил напоминки. Оглядев жалкую кучку родственников, я с тяжелым сердцем согласилась ипошла к «Вольво».

– Погоди, – крикнул Орлов, – садись ко мне, я за автобусомпоеду!

Я вздохнула. С неба сыпал то ли дождь, то ли снег. Завывалбешеный ветер, холод стоял немыслимый – впрочем, на погосте всегда пробираетдрожь. Если начну вновь прикидываться бедной журналисткой, придется потом ехатьвыручать свой автомобиль. К тому же там сотовый, сигареты и все документывместе с кошельком. Маркова уже нет, в детективном агентстве мне не работать,так что Орлову придется сказать правду. И, чувствуя, как пронизывающая стужазабирается под юбку, я резко ответила:

– Сама за рулем. Ты езжай первым, а я следом…

Увидав, как «безработная» влезает в «Вольво», Виталий былпоражен.

В небольшой стандартной трехкомнатной квартирке громоздилсянакрытый стол. Вокруг суетились две женщины – помоложе и постарше. Подхвативгорячий блин, я моментально проглотила его. Терпеть не могу жареные кускитеста, но в желудке что-то противно дрожит, а горячая еда снимет это мерзкоеощущение. Впрочем, больше я все равно ничего не смогу съесть. В качествеугощения предлагались салат «оливье», холодец, красная и черная икра, семга,осетрина и еще тройка неизвестных, щедро залитых майонезом салатов. Я не емтакую еду из-за ее жирности и повышенного содержания холестерина. Но тут, намое счастье, внесли отварную картошку и стали наполнять рюмки.

Через полчаса стало ясно, кто есть кто: пышная женщинаВарвара Степановна – мать Игоря, мужчина – его брат Андрей, девочка Зоя – дочьАндрея и моложавой дамы Нины, а еще одна женщина – Софья Евгеньевна – простоподруга матери.

Пили быстро и много, даже ребенку налили бокал отвратительногопортвейна. Мы с Виталием поднимали стаканы с минеральной водой. Первой напиласьАлиса. Скорее всего водка просто упала на старые дрожжи, и вдову оттащили вспальню. Оставшиеся, окончательно забыв повод, по которому собрались за столом,загорланили «Ой цветет калина».

Я вышла на кухню и закурила возле форточки. Надо же,проводить Маркова в последний путь не пришли друзья, хотя, может, их просто небыло?

– Не было у него друзей, – прозвучал голос за спиной, и японяла, что Виталий каким-то образом услышал мои мысли.

– Странно, – ответила я.

– Ничего подобного, – возразил Виталий. – Полно людей, укоторых не то что приятелей, даже знакомых нет. А Игорек, царство ему небесное,свободное время на баб тратил. Вот если их всех обзвонить и пригласить, тогда иквартиры не хватит. Только я этого делать не стал из-за Алисы.

– Ты хорошо знал Игоря?

Виталий пожал плечами.

– В душу к нему не лез, про работу не спрашивал. Так,общались порой за бутылочкой.

Мы помолчали, потом Орлов с заметной завистью добавил:

– У тебя шикарный «Вольво». Дорогая тачка для безработнойжурналистки. Или, прежде чем потерять работу, ты служила на посту главногоредактора «Нью-Йорк таймс»?

Я выбросила окурок в форточку и рассказала мужчине все.Виталий обалдело уставился на меня.

– Ну знаешь ли! Вот это пердимонокль, как говаривала моябабушка.

В душе я удивилась, до чего мы похожи. У меня тоже былабабушка, употреблявшая это выражение. Совершенно невероятная женщина – азартнаякартежница и шулерша. Она проигрывала довольно крупные суммы, и дедушказапретил ей брать в руки карты. Бабуля не растерялась и начала играть на бегах.Дедушка озверел, но сделать ничего не мог. Супруга трудилась стоматологом,имела дома «подпольный» кабинет и отлично зарабатывала. Правда, частенько повечерам раздавался телефонный звонок, и дедуля, чертыхаясь, ехал к неизвестнымлюдям, на квартире у которых играли «в лото». Звонок означал, что бабуся вочередной раз проиграла все до копейки и ее нужно было привезти домой.

– За что мне такое горе?! – ворчал старик. – Ненормальнаяженщина, даже имя у тебя мужское.

Что правда, то правда. Бабушкин отец ухитрился поругаться снастоятелем церкви. Вроде бы они не поделили какие-то деньги… Во всяком случае,когда прадед принес крестить младенца, зловредный поп, порывшись в святцах,ехидно заявил, что родилась девочка в день святого Афанасия и поэтому быть дитю– Афанасией.

– Побойся бога, – взмолился молодой отец, – нет такогоженского прозванья!

– Значит, будет, – не пошел батюшка на попятный, – не хочешь– крестить не стану. Можешь ехать в город.