Рон отрицательно покачал головой.

– Мать-Наставница – это… Мать-Наставница. Я не знаю, как это объяснить по-другому. Ну вот, например, в вашей газете есть какой-то советник? Так вот, это то же самое. Члены братства управляют им, а она за этим наблюдает и дает советы. Они спрашивают ее мнение по разным спорным вопросам, а она вроде как наставляет их на путь истинный.

Рон не сдержался, чтобы не нагрубить.

– Это что же, Мать-Наставница Теты-Мю – ясновидящая?

Он увидел на лице девушки шок.

– А ты что, не веришь?

– Нет, – журналист покачал головой.

– Тогда зачем ты здесь?

– Зачем я здесь? Чтобы написать о повышенном интересе к братству в газету. Бесплатно прорекламировать Тета-Мю. А не затем, чтобы болтать о Матери-Наставнице, Сатане и общении с мертвыми братьями.

Рон вдруг понял, что все смотрят на него. В комнате установилась тишина. Единственный звук шел от телевизора, на экране которого все еще мелькали рок-группы. Наверное, Рон говорил громче, чем хотел. Он осмотрел комнату. На лицах, окружавших его, не было ни ненависти, ни оживления – одно лишь легкое любопытство.

В комнату вошел Луис. Он посмотрел сначала на Рона, потом на всех остальных и наконец остановил взгляд на Рут.

– Что здесь происходит?

Все молчали.

– Ну, хорошо. – Луис пожал плечами. – Мать-Наставница ждет.

Мать-Наставница ждет.

Внутренний голос подсказал Рону, что надо уходить, сваливать из этого дома к чертовой матери и никогда не возвращаться. Но, неожиданно для самого себя, он последовал за всеми на кухню. Луис провел их мимо старой газовой плиты, мимо холодильника прямо к встроенному шкафу возле стойки для завтраков.

Но это был вовсе не встроенный шкаф.

Луис открыл дверь, и перед Роном оказались узкие деревянные ступеньки, спускавшиеся в подвал. Прошли первые четверо или пятеро. Рон и Рут последовали за ними. Следом начали спускаться еще человек двенадцать.

Спустившись до конца, все они остановились.

Мать-Наставница сидела в противоположном конце пустого подвала. И хотя помещение было темным, на нее было направлено несколько лучей света, так что Рон видел ее идеально.

Он зажмурил глаза, а потом вновь открыл их.

Она никуда не исчезла.

Рон не мигая смотрел на нее, не в силах отвести глаза. Мать-Наставница была древней и отвратительной – старая кожа, туго натянутая на череп. Жизнь уже давно высосала из нее мускулы, жир и жизненные соки, так что ее высохшее и сморщенное тело опиралось на два скрещенных деревянных шеста, установленных в том, что больше всего походило на самодельную гробницу. Стена за ее спиной была покрыта сухими коричневыми пальмовыми листьями; к ней были прибиты несколько целлулоидных кукол и фетишей, вырезанных из кукурузных початков, которые выглядели как непристойный нимб вокруг ее головы. Оранжевый луч света был направлен ей прямо в лицо, и Рон видел ее улыбку, похожую на гримасу, натянутую сухую, мертвую кожу и слишком большие зубы.

Отвернувшись, он посмотрел на Луиса. Лицо лидера братства изменилось; на нем расцвело выражение, которое можно было охарактеризовать только одним словом – ВОСТОРГ. Луис с гордостью взглянул на Рона.

– Кланяйся, – велел он. – Продемонстрируй свое уважение Матери.

Вокруг Рона все стали опускаться на колени, и журналист последовал их примеру, испугавшись ослушаться.

Оставшийся на ногах Луис прошел прямо к Матери-Наставнице.

– Мать-Наставница, – сказал он, склонив голову, – мы благодарим тебя за этот поток новичков в этом году.

Мумифицированная фигура не пошевелилась, но из пергаментных губ раздался свистящий голос:

– НЕ СТОИТ БЛАГОДАРНОСТИ.

Неожиданно в комнате похолодало, и Рон увидел, даже в темноте и даже будучи вне себя от страха, что все взгляды теперь были обращены на Мать-Наставницу и все присутствовавшие улыбались.

– Ты – наша защитница, – продолжал Луис. – Ты – наша связь. Мы сможем поговорить сегодня с Сатаной?

– ДА, – раздался все тот же шепот.

И тут что-то изменилось.

Рон глубоко вздохнул. Воздух стал тяжелым, густым и грубым. Дышать стало тяжело, а еще тяжелее стало видеть. Казалось, на темноту подвала опустился новый мрак.

Голова Матери-Наставницы медленно повернулась направо, при этом раздался звук мнущегося целлофана. Громко хрустнула кость. Мертвые губы поднялись над гнилыми зубами.

– ПРОСИТЕ.

Голос, раздавшийся из этой сморщенной фигуры, был громким, глубоким, громыхающим.

– ПРОСИТЕ, ДА ОБРЯЩЕТЕ.

После жутких раскатов голоса в комнате повисла тишина.

Вперед медленно выполз молодой человек.

– Мне в этом семестре нужны «А»[37] по всем предметам. – У него был булькающий голос, полный отчаяния. – Я и так уже на испытательном сроке, и мой старик сказал, что если я…

– ТЫ ВСЕ ПОЛУЧИШЬ.

Молодой человек плакал, не стесняясь.

– Спасибо. Спасибо.

Вперед выбрался еще один студент.

– Я тренировался все лето и очень старался попасть в футбольную команду, но вот сижу на скамейке запасных…

Просьбы произносились быстро и с неистовством. Рон, оставаясь на коленях, следил за этим спектаклем, не решаясь отвести взгляд, как будто оцепенел в каком-то трансе. Каждый новый проситель оглашал свое желание, и Сатана обещал удовлетворить их все.

Рон пожалел, что не захватил магнитофон.

Наконец впереди оказалась Рут.

– Я хочу поговорить со своим братом Джейсоном, – сказала она. У нее был робкий и неуверенный голос.

– Приветик! Как дела?

– Джейсон! – Она как будто выдохнула все свои опасения, ее лицо расслабилось, напряжение в теле исчезло. Рут улыбнулась. – Как ты там?

Рон с ужасом наблюдал, как она минут пять общалась со своим братом, обращаясь при этом к сморщенной оболочке старухи, поддерживаемой шестами, а этот труп отвечал ей голосом мальчика-тинэйджера.

После того как Рут и Джейсон попрощались, Луис повернулся к Рону.

– Твой черед, – сказал он.

– Что? – Вконец запутавшийся и испуганный Рон поднял на него глаза. – Мне… мне просить нечего.

– Все неофиты должны что-то попросить у Сатаны.

– Иди ты в задницу, – ответил Рон, вставая. – Я не ваш неофит, и я ни о чем не прошу. Я ухожу. – И с этими словами он взбежал по ступенькам.