Томми с опаской посмотрел на пакет, который вручила емуТаппенс.

– Это оно и есть?

– Да. Ты поосторожнее, смотри, чтобы на тебя не попало.

Томми потянул носом и заверил жену:

– Да уж приложу все старания. Что это за пакость?

– Асафетида, – ответила Таппенс. – Одна щепоть, и вы будетенедоумевать, как говорится в рекламах, отчего ваш поклонник не оказывает вампрежних знаков внимания.

– Ну и вонища, – проворчал Томми.

Вскоре после этого произошел ряд событий.

Во-первых, в комнате мистера Медоуза появился запах.

Мистер Медоуз, по натуре не скандалист, заявил об этомсначала мягко, но затем проявил настойчивость.

Для обсуждения пригласили миссис Перенью. При всей ееготовности отстаивать свои интересы, она была вынуждена признать, что запах,безусловно, есть. И весьма неприятный. Может быть, предположила она, газовыйкран протекает?

Томми наклонился к горелке, понюхал и заявил, что, по егомнению, пахнет не оттуда. Возможно, из-под пола. Он лично полагает, что этоопределенно дохлая крыса.

Миссис Перенья слышала, что такие случаи бывают. Но в«Сан-Суси» крыс, она ручается, нет. Разве что мышка какая-нибудь. Хотя оналично и мышей никогда не видала.

Мистер Медоуз выразил твердое убеждение, что, судя покрепости запаха, это по меньшей мере крыса. И еще тверже высказался в томсмысле, что ночевать в этой комнате, пока не будет устранен запах, не намерен.Он вынужден просить миссис Перенью, чтобы она переместила его на время в другуюкомнату.

Миссис Перенья сказала, что, конечно, она как раз исобиралась ему это предложить. Правда, единственная свободная комната довольномала и без вида на море, но если мистер Медоуз согласен...

Мистер Медоуз был согласен. Его единственное желание –избавиться от вони. Миссис Перенья препроводила его в тесную комнатушку,оказавшуюся как раз дверь в дверь против комнаты миссис Бленкенсоп. Былапризвана страдающая аденоидами придурковатая служанка Беатриса, которая получилараспоряжение перенести вещи мистера Медоуза. Миссис Перенья сказала, чтонемедленно вызовет «человека», чтобы он поднял половицы и отыскал источникзапаха.

Так все устроилось.

Вторым событием был приступ «сенной лихорадки» у мистераМедоуза. Такой диагноз он сам себе поначалу поставил, но позднее вынужден былпризнать, что, пожалуй, это все-таки простуда. В носу щекотало, глазаслезились. А то, что от большого шелкового носового платка, который мистерМедоуз то и дело подносил к лицу, слегка попахивало сырым луком, никто незаметил, да и крепкий одеколон, конечно, перебивал любой запах.

В конце концов совсем расчихавшись, мистер Медоуз сдался ислег в постель.

С утра миссис Бленкенсоп получила письмо от своего сынаДугласа. Она так обрадовалась и разволновалась, что об этом приятном событиитут же узнали в «Сан-Суси» абсолютно все. Письмо вообще не подвергалось военнойцензуре, объясняла мать. Его лично привез один из приятелей сына, получившийотпуск, поэтому милый Дуглас смог, в кои-то веки раз, свободно написать все,что хотел.

– Вот и видно, – говорила миссис Бленкенсоп, умудренно качаяголовой, – как мало мы знаем о том, что творится на самом деле.

После завтрака она поднялась к себе и положила письмо влаковую шкатулку. Между листами было насыпано несколько незаметных крупицрисовой муки. Запирая шкатулку, миссис Бленкенсоп отпечатала на крышке каждыйпалец.

Уходя, она громко кашлянула, и в ответ за дверью напротивоглушительно, театрально чихнули.

Таппенс усмехнулась и пошла по коридору.

В пансионе все уже знали, что она собирается на целый день вЛондон – ей надо побывать у своего адвоката и сделать кое-какие покупки.Постояльцы собрались внизу проводить ее и надавали ей кучу поручений – «если, понятно,у вас найдется время».

Майор Блетчли держался в стороне, не слушая «дамскогоквохтанья». Он сидел, читал газету и отпускал вслух сердитые комментарии:«Свиньи эти чертовы немцы. На дорогах расстреливают из пулеметов мирныхграждан. Звери. Если бы я был на месте нашего командования...»

Таппенс ушла, так и не дослушав, что бы он сделал, если быему доверили командовать военными действиями. Она заглянула в сад – спросить уБетти Спрот, какой подарок привезти ей из Лондона.

Бетти радостно курлыкала, держа в обеих ладошках живуюулитку. На вопрос Таппенс, что ей привезти: кошечку? книжку? цветные мелки длярисования? – Бетти ответила: «Исовать!» И Таппенс внесла в список цветныемелки.

Возвращаясь по дорожке на главную аллею, Таппенс неожиданнонатолкнулась на Карла фон Дейнима. Он стоял у стены, кулаки его были судорожносжаты. И черты лица, всегда такого невозмутимого, искажало мучительноеволнение.

Таппенс невольно остановилась и спросила:

– У вас что-то случилось?

– Ах да. Случилось. – Голос его звучал неестественно хрипло.– У вас тут есть поговорка: ни рыба ни мясо, ни курица, ни красная селедка.

Таппенс кивнула.

Карл с горечью пояснил:

– Вот это как раз про меня. Так не может продолжаться,говорю я! Не может. Лучше положить всему конец.

– В каком смысле?

– Вы отнеслись ко мне по-доброму, – сказал молодой человек.– Я думаю, вы поймете. Я покинул мою родину из-за беззакония и жестокостей.Приехал сюда в поисках свободы. Нацистскую Германию я ненавидел. Но, увы, явсе-таки немец. Это невозможно изменить.

Таппенс тихо проговорила:

– Конечно, вы сталкиваетесь с трудностями. Но...

– Не в этом дело! Я немец, говорю вам. В душе. В сердце.Германия – моя родина. Когда я читаю про бомбардировки немецких городов, проубитых немецких солдат, про сбитые немецкие аэропланы, мне горько – это ведьгибнут мои соотечественники. Когда старый майор с пеной у рта вычитывает изгазеты разные пакости, когда он говорит «немецкие свиньи», я... меня душитгнев, я не могу этого терпеть.

Он тихо повторил в заключение:

– Вот я и думаю, что будет лучше кончить все это. Да,положить конец.

Таппенс крепко сдавила ему руку выше локтя.