Когда миссис Спрот, с последними наставлениями дочери вестисебя очень-очень хорошо, покинула пансион, Бетти сразу же прилепилась кТаппенс, которая взяла на себя утреннее дежурство.

– Иглать, – заявила Бетти. – Плятки.

Она с каждым днем говорила все лучше и к тому же усвоилаодин верный прием: склонив набок головку и награждая собеседникаобворожительной улыбкой, она заключала просьбы волшебным словом «позалуста».

Таппенс думала выйти с ней на прогулку, но лил дождь,поэтому они вдвоем отправились в номер Спротов, и Бетти сразу подошла к комоду,где хранились ее игрушки.

– Будем прятать Бонзо? – спросила Таппенс.

Но Бетти уже передумала и потребовала, чтобы ей почитали.

Таппенс вытянула с конца книжной полки довольно потрепаннуюкнижку. И сразу же была остановлена воплем Бетти:

– Нет, низзя! Похой!.. Гадкий!

Таппенс с недоумением перевела взгляд с девочки на книжку.Это был «Джек Хорнер»[49] с цветными иллюстрациями.

– Разве Джек – плохой мальчик? – спросила Таппенс. – Оттогочто выковырнул сливу?

– Похой, – убежденно повторила Бетти. И с нечеловеческим усилием:– Гр-р-рязный.

Она выхватила книжку у Таппенс из рук и засунула обратно напрежнее место, а с другого конца полки вытащила точно такую же и, сияя,объявила:

– Чистый, рахоший Дже-кор-р-нер!

Оказалось, что потрепанные, испачканные книги у Беттиизымались и заменялись новыми экземплярами того же самого издания. Таппенсусмехнулась. «Гигиеническая мамаша» эта миссис Спрот, из тех, что паническибоятся микробов и недоброкачественной пищи и следят, чтобы ребенок не потянул врот нечистую игрушку.

Таппенс, выросшая в деревне, среди непринужденной обстановкив доме приходского священника, относилась к такому сверхгигиеническомучистоплюйству с изрядной долей презрения и своих детей воспитала, как онашутила, «иммунизированными против грязи». Однако тут она покорно раскрылановенького «Джека Хорнера» и стала читать девочке, сопровождая текстпояснениями. Бетти тоже лепетала: «Вот Джек – вот слива – в пироге!» – и тыкалав картинки липким пальчиком, явно обрекая и эту книжку на скорое изгнание изсвоего гигиенического обихода. Потом они прочли «Гуси, гуси, гусики» и«Жила-была старушка в дырявом башмаке», а потом Бетти прятала книжки одну задругой, а Таппенс их долго-долго искала, к вящему ликованию малышки. За этимизанятиями часы утреннего дежурства пролетели быстро.

После обеда Бетти уложили спать, а Таппенс была зазвана вгости к миссис О'Рурк.

В комнате у миссис О'Рурк был беспорядок, пахло мятой ичерствым печевом с небольшой, но ощутимой примесью нафталина. Везде стояли врамочках фотографии детей и внуков, а также родных и двоюродных племянников иплемянниц миссис О'Рурк. Их было так много, что у Таппенс появилось ощущение,будто она смотрит театральную постановку пьесы поздневикторианского периода, сомножеством реалистических деталей.

– У вас такой умелый подход к детям, миссис Бленкенсоп, –сердечно сказала миссис О'Рурк.

– Ничего удивительного, – отозвалась Таппенс. – Когда своихдвое...

– Двое? – сразу встрепенулась миссис О'Рурк. – У вас же троесыновей, вы говорили?

– О да, конечно. Но двое погодки и росли, можно сказать,вместе, вот я про них сейчас и подумала. С двоими, знаете, хочешь не хочешь, анаучишься правильно управляться.

– А-а, понятно. Вы присядьте, миссис Бленкенсоп. Будьте какдома.

Таппенс послушно села. Почему в присутствие миссис О'Рурк ейвсегда как-то не по себе? Вот и сейчас она чувствует себя словно Гензель иГретель[50], получившие приглашение ведьмы.

– Скажите мне, милая, какого вы мнения о «Сан-Суси»?

Таппенс начала было красноречивые восхваления, но миссисО'Рурк бесцеремонно перебила ее:

– Я к чему спрашиваю, вы не чувствуете тут ничего странного?

– Странного? Да нет как будто бы.

– И в миссис Перенье ничего такого не замечаете? Я же вижу,вы ею интересуетесь. Все время за ней глазами водите.

Таппенс покраснела.

– Она... она интересный человек.

– Нисколько не интересный. Самая обыкновенная тетка – еслитолько она и вправду та, кем кажется. Но та ли? У вас это на уме?

– Право, миссис О'Рурк, о чем вы? Я вас совершенно непонимаю.

– Вы никогда не задумывались о том, что среди нас многие воттак – не то, чем кажутся с виду? Взять, к примеру, мистера Медоуза. Непонятныйчеловек. Иногда посмотришь – типичный англичанин, дуб дубом. А иной раз скажетчто-нибудь или взглянет, и видно, что совсем даже не дуб. Ну, разве не странно,как вы считаете?

Таппенс твердо ответила:

– Нет, на мой взгляд, мистер Медоуз очень даже типичный.

– Есть и другие, вы, поди, знаете, о ком я?

Таппенс замотала головой.

– Имя начинается с буквы «S», – подсказала миссис О'Рурк имногозначительно кивнула.

Таппенс неожиданно разозлилась и ринулась на защиту молодыхи ранимых. Она резко возразила:

– Шейла[51] просто бунтарка. Это у многих бывает в еевозрасте.

Миссис О'Рурк снова закивала, как фарфоровый китайскиймандарин[52], который когда-то стоял на каминной полке у тети Грейси. По лицуее расплылась широкая улыбка.

– Вы небось не знаете, что мисс Минтон зовут Софией!

– Ах, так это вы ее имеете в виду? – растерялась Таппенс.

– Нет. Не ее, – ответила миссис О'Рурк.

Таппенс отвернулась и посмотрела в окно. Удивительно, какэта женщина влияет на нее, заряжая все вокруг беспокойством и страхом. «Ясловно мышь в лапах у кошки, – думала Таппенс. – Сидит эта большая старуха,ухмыляется и чуть ли не мурлычет, а на самом деле зорко следит, и чуть что,сразу лапкой, лапкой, хоть и мурлычет, а уйти не дает...»