В ее глазах мелькнул нехороший, злой огонек. Я слегкаиспугалась. Дом, похоже, населен маргиналами, у меня в сумочке деньги, мобильныйтелефон, кредитные карточки, а в ушах и на пальцах симпатичные украшения,которые даже ребенок не сумеет принять за бижутерию, еще часы… Людей убивали иза меньшее. Но этой Лене нельзя демонстрировать испуг. Сделав каменное лицо, япроцедила сквозь зубы:

– Ты, девочка, не распоряжайся здесь, зови хозяина.

– Тут я хозяйка, – уже не так уверенно ответила Ленка.

– Не бреши, а кликни Павлуху, – перешла я на понятный сленг.

– Сами тогда идите, – обиженно протянула Ленка, – стащу егос кровати, он мне урыльник начистит… Топайте по коридору.

Квартира оказалась бесконечной, в ней было комнат шесть, неменьше, во всяком случае, в длинный, извивающийся коридор выходило многообшарпанных, закрытых наглухо дверей.

– Иди, не стой, – поторопила меня Ленка.

Тут одна из дверей открылась, и к моим ногам в буквальномсмысле этого слова упал мужик, одетый в грязные семейные трусы и замызганнуюфутболку.

– Эй!.. – завопил он. – …!

– Вставай, сволочь… – велела Ленка и пнула мужчину ногой, –развалился тут, урод, пройти людям не дает!

– Ах ты… – неожиданно трезво ответил дядька и, ухвативдевочку за ступню, со всей силы дернул. Не ожидавшая нападения Ленка рухнулаоземь и, очевидно, довольно сильно ударилась, потому что с ее губ, накрашенныхбордовой помадой, слетел легкий крик. Мужчина ловко вывернулся, схватил Ленкуза длинные волосы, намотал их на кулак и начал молотить девочку головой о пол,приговаривая:

– …. …. …!

Я испугалась.

– Немедленно отпустите ребенка!

Но алкоголик даже ухом не повел. На грязном линолеумепоявились капли крови.

– Павлуха! – заорала я сама не своя. – Помоги!

– Ну чего опять? – донесся ленивый голос, и мальчик, зевая,вышел в коридор.

– Скорей, – вопила я, – он ее сейчас убьет!

– Да не, – так же лениво ответил подросток, – Ленка саманарывается, вечно первая начинает. Эй, папаня, хорош девку по полуконтрапупить, ежели изуродуешь, я тебе дачки не поволоку, будешь без гревачалиться.

Но ласковый отец не собирался слушаться почтительного сына,он только сильней впечатывал лоб несчастной девочки в пол. В отчаянии яогляделась по сторонам, увидела на стене висящий таз, сорвала его и, недолгодумая, треснула им негодяя по затылку. Папаня отпустил девочку, обернулся,обвел меня мутным взглядом красных глаз, хрюкнул, сплюнул и начал медленноподниматься, бормоча:

– Ах ты… ну ща… ах ты…

Я прижалась к стене и подняла таз, так просто не сдамся!

– Ну ты сегодня разошелся! – покачал головой Павлуха. – ПрямТерминатор, аж все боятся!

С этими словами мальчик схватил отца и легко, словно имелдело с котенком, а не со здоровым мужиком, впихнул его в комнату. В крохотномПавлухе таилась чудовищная сила.

– Эй, вставай, – велел мальчишка Ленке.

Та села и потрясла головой, в разные стороны полетеликрасные капли.

– Не пачкай тут! – обозлился мальчик. – Иж, нагваздала, валина лестницу!

– Надо врача позвать, – засуетилась я.

Павлуха хрипло засмеялся:

– Еще чего! Ей не впервой!

– Разве можно быть таким жестоким по отношению к тому, коголюбишь? – попыталась я воззвать к его милосердию.

Паренек скривился:

– Чево? Какая любовь? Прилипла, словно банный лист, ей житьнегде, но и у меня не ночлежка, вали отсюдова, Ленка, а то еще наподдаю,надоела!

Девочка молча встала, я посмотрела на ее тоненькую, чутьсгорбленную фигурку, потом протянула пареньку триста долларов и тысячу рублей.

– На, долг за мной.

Павлуха присвистнул:

– Не признал вас в этой одеже. Деньги принесли! Во дела!

– Что же тут удивительного? – спросила я. – Договорилисьведь.

Павел спрятал деньги в карман и спокойно констатировал:

– Вы на всю голову больная, могли бы и не отдавать, коли япрошляпил и сразу не забрал.

Его личико с мелкими чертами порочного крысенка приобрелопрезрительно-насмешливое выражение. Мне стало противно, не попрощавшись, явышла на лестницу и увидела Лену, сидевшую на ступеньке.

– Встань, простудишься, – велела я.

– Отцепись, – буркнула девочка.

– Не сиди тут, иди домой, тебе надо умыться и обязательнозалить ссадину йодом.

Внезапно Лена подняла на меня темные, почти черные, похожиена спелые вишни глаза.

– А мне идти некуда.

– Это как? – удивилась я. – Ты где живешь?

– На вокзале кучковалась, – пояснила Лена, – потом вот сПавлухой… Ничего, он меня небось завтра назад пустит.

– Где же ночевать станешь?

– А тут, у батареи, – спокойно ответила Ленка и потрогалагрязным пальцем разбитый лоб, – болит, зараза, чтоб ему сдохнуть!

– На полу? На лестнице?

– Ну и чево? Я привыкшая, с семи лет одна живу.

Я села около Ленки на ступеньки.

– У тебя родители есть?

– Были когда-то, – грустно ответила девочка, – потом папканас бросил, мамка за другого вышла, отчим выпить не дурак, ну и прибил мамкутабуреткой.

– Его посадили?

– Неа.

– Почему?

Ленка пожала плечами:

– Кто ж знает! Он захотел на Зинке жениться, а у той своядочка есть, вот они меня и выгнали.

– В семь лет?! Одну, на улицу?

– И чево? Обычное дело, – пожала плечами Ленка, – вы снашими поговорите, полно таких-то. У вас сигареты есть? Оставьте пачку, коли нежалко.

– Тебе сколько лет? – не успокаивалась я.

– Вроде двенадцать, – не слишком уверенно ответила Ленка, –забыла.