— Нет уж, — обеспокоилась Лариса, в которойтеплилась робкая надежда на успех задания, данного ей Корабельниковым, —все-таки подойди. Мало ли что? Вдруг это он… Ну… Тот, кто нам нужен?

Она бросилась к параллельному аппарату, прижала трубку к ухуи вся подобралась, словно охотничья собака, ожидающая, когда хозяин подстрелитутку.

— Антон, это Анжелика, — сказала трубка низкимпряным голосом. — Ты хорошо меня слышишь?

— К сожалению, да, — буркнул Жидков, прикрывглаза. — Что случилось?

— Нам надо поговорить.

«Очередная любовница? — ахнула про себя Лариса ипоглядела на него с изумлением. — Как его только хватает на всех этихбаб?»

— Ну, давай поговорим. — Жидков отчего-тонасупился, потемнел челом и весь сжался в своем кресле, словно боялсяпропустить удар в живот.

— Не городи чепухи, — укорила невидимая Анжелика ипередразнила:

— «Давай поговорим»! Нет, родной, нам нужно увидеться.И немедленно. Я везу детей кататься на каруселях, так что ты можешь подъехать.

— Когда?

— Без промедления, Антон. Встречаемся через час увхода. Где всегда, ты понял?

— А что случилось-то? К чему такая срочность?

— Ты что, дурак или прикидываешься? Убили моего отца, аты делаешь вид, что все идет, как надо. — Жидков раскрыл рот, откударвались возражения, но его собеседница добавила:

— Кроме того, малыш хочет тебя видеть. И не спорь.

Комнату наполнили короткие гудки, и Лариса аккуратноположила трубку на место. Свою Жидков продолжал сжимать в руке, глядя на нее стаким неудовольствием, будто бы это она только что выдвигала ему непомерныетребования.

— Я что-то ничего не поняла, — призналасьЛариса. — У кого только что убили отца? Это еще один отец или тот жесамый? Кто это такая?

— Моя двоюродная сестра, — мрачно ответил ееподопечный, расставшись, наконец, с ненавистной трубкой. — И отец тот жесамый.

— Выходит, у Макара Миколина двое детей? Пасынок Альберти родная дочь Анжелика? Она ведь родная дочь?

— Родная. Мы видимся очень редко, потому что кузинаимеет привычку колесить по всему миру и редко заезжает в Москву.

— Она богата?

— Она красива. Всякий раз находится какой-нибудьмиллионер, готовый исполнять ее прихоти.

— А дети?

Жидков засопел и схватил с журнального столика пачкусигарет. Долго возился с зажигалкой, наконец сделал первую затяжку и неохотносообщил:

— У нее сын двенадцати лет, Артем. Он живет в квартиреАнжеликиной родственницы по второму мужу здесь, в Москве. И у него, конечно,есть няня. Или воспитательница, уж не знаю, как правильнее сказать. О,сообразил, гувернантка! Анжелика сына фактически бросила. Наезжает иногда, так…отметиться.

— Но речь шла не об одном ребенке, — напомнилаЛариса, глядя на Жидкова с подозрением..

— Второй ребенок младше, — туманно пояснилтот. — Ему только пять. Зовут Ваня.

— А он чей? — спросила Лариса осторожно.

— Трудно объяснить — чей. — Жидков затянулся так глубоко,точно решил измерить объем собственных легких. — Мой отец некоторое времяназад ушел от моей матери и женился на другой женщине. У той женщины былмаленький ребенок. А потом эта женщина заболела и умерла, и ребенок остался смоим отцом.

— Ах, вон оно что!

— Ну да. Но отец тоже умер…

Лариса все еще не могла понять, что же так сильно напрягаетЖидкова и отчего он мнется. Наконец тот добрался до сути дела:

— Когда отец умер, я стал опекуном.

— Этого самого ребенка? — с недоверием спросилаЛариса.

— Да.

Жидков — опекун? Ловелас, повеса и мелкий аферист? Кто жеему доверил воспитание малыша?

— Моя мать решила, что мы будем выглядеть… не комильфо,если отдадим Ваню в детский дом.

— И теперь он живет с ребенком Анжелики и с его няней вквартире Анжеликиной родственницы по второму мужу? — уточнилаЛариса. — То есть, говоря иными словами, всеми брошенный?

— Почему? — обозлился Жидков. — Гувернантка уних с Артемом общая, и, к слову сказать, ей платят сумасшедшую зарплату!

Судя по всему, он откупился от своих опекунских обязанностейбольшими деньгами, но в глубине души все-таки чувствовал некоторое неудобство.Отсюда — хмурый лоб и бегающие глазки.

— Вероятно, Ваня к тебе сильно привязан, — как бымежду прочим заметила Лариса, — раз хочет тебя видеть.

— Не знаю. Не думаю. С чего бы ему ко мне привязаться?Но все равно… На встречу с Анжеликой придется ехать, — вздохнулЖидков. — Если она вцепится… Впрочем, почти у всех женщин есть эта мерзкаячерта. Надо купить по дороге какую-нибудь игрушку, что ли?

— Две игрушки, — подсказала Лариса. — Детейведь двое. Ты что, хочешь обрадовать одного и сильно расстроить второго?

— А можно я не поеду? — поинтересовался Шубин,потягивавший вино в кресле возле окна. — Я бы тут посидел, книжки почитал.

— Ни в коем случае, — отрезал Жидков. — Вдругтебе померещатся грибы, и я вместо квартиры найду здесь пепелище? Поедешь снами.

— А куда? — утомленно поинтересовался тот, шевеляногами в выцветших носках с пикантными дырочками в районе большого пальца.

— В парк аттракционов. Уверяю, на газонах там сыроежкине растут, и с твоей аллергией все будет в полном порядке.

На улице стояла жара, и Лариса решила надеть костюм полегче.Переодеваясь, она с неудовольствием думала, что просто вынуждена влезать вличную жизнь Жидкова, хотя ей этого не очень-то хочется. Одно дело — строитьвместе с ним предположения об убийстве его дяди. Это и в самом деле кошмарнаяистория, любого может заинтриговать и взбудоражить. И совсем другое —знакомиться с его родственниками, с не слишком счастливыми детьми и с ихгувернанткой, участвовать в переговорах с его двоюродной сестрой… Утомительно.Утомительно и не нужно. Она твердо решила, что будет находиться рядом, нонемного в стороне. И ни во что не вмешиваться.

Шубину вообще не хотелось ехать в парк. Он начал ныть, чтонатер пятку и что в животе у него подозрительно урчит и покалывает.

— Я не очень хорошо понял, откуда ты взялся на моюголову, — сурово сказал ему Жидков, — но если уж мы должны находитьсярядом, постарайся сделать так, чтобы мне было комфортно. Иначе я отвезу тебя каллергологу.

— Я не хочу в клинику!

— Не волнуйтесь, — похлопала его по плечуЛариса. — Антон шутит.

По лицу Антона было непохоже, чтобы он шутил, поэтому Шубинторопливо засобирался. Они снова погрузились в машину и отправились на встречус неведомой Анжеликой. Лариса, только что давшая себе слово не вмешиваться всемейные дела Жидкова, все-таки не выдержала и спросила: