Семеныч внимательно и серьезно смотрел на Антона, того же поглотила совсем другая беспокоящая мысль:

— Почему это меня больше из города не выпустят?!

— Э-эх! — вздохнул старик. — Честно говоря, не знаю. Но, видимо, какие-то соображения у них есть, если не пускают. Но то, что ты теперь невыездной, — факт! Можешь не сомневаться! Будешь теперь как я — всю жизнь по этим тоннелям ползать.

Вопросы толкались локтями, но Антон почему-то выбрал самый бесполезный:

— А как ты в пару ко мне себя поставил? У тебя, что, есть допуск к планированию?

Семеныч тихо засмеялся:

— Никакого допуска. Начальство нынешнее моей истории не знает — забыли меня за давностью лет, вот и верит всему, что я ему наплету, — он хихикнул. — Сказал Ашотовичу, что за тобой пригляд нужен — он и купился. Давай, говорит, Илья Семеныч, поработаешь в паре с парнем? Мало ли какие козявки у того в голове! Ну, я поломался для вида, так он мне еще и надбавку выписал! — старик вновь захихикал.

Антон мечтательно закатил глаза:

— Попросить, что ли, Ашотовича и мне прибавку? Ну, для справедливости.

— Мал ты еще для этого! Авторитет не наработал!

Семеныч прервался, заглянул в шлем, который поблескивал работающим интерфейсом.

— Так, время вышло! Надеваем намордники! Все в обратном порядке — сначала заткнуться и молчать, потом убрать палец, надеть шлем, застегнуть, снять магнит.

— Семеныч, погоди! У меня вопросов куча!

— Подождут твои вопросы! Сделаем работу — посидим, поговорим. Только в защите не вздумай болтать! Сейчас — все! — он внимательно и серьезно посмотрел на Антона. — Начали!

Напарники водрузили на головы шлемы, снова став похожими на космонавтов в легких скафандрах, которые используют внутри кораблей. Зашипел климат-контроль, запрыгали сообщения на интерфейсе. Но их никто не беспокоил — система не заметила злостной бреши, только что пробитой в ней парой сумасшедших электриков. Антону показалось, что даже голос Семеныча изменился — тот деловито и спокойно, как будто и не было этого разговора, начал зачитывать номера очередных кабельных пар, требовавших демонтажа.

Ни в обеденный перерыв, который они провели в передвижном модуле, ни позже Семеныч не показывал вида. Антон успел обдумать все, что наговорил ему напарник, и к вечеру, когда тот, наконец, подал знак, что можно снимать шлемы, уже составил в голове список вопросов.

Все тот же теплый сквозняк с запахом гидроизоляции, множество мелких звуков, пыль, поднятая с кабелей, — Антон, сидя в крохотном кубике кабельного коллектора, чувствовал удивительное единение с могучим зданием. Впервые в жизни он ощущал его как нечто настоящее, обладающее собственной тайной жизнью, доступной только отсюда, из самого его нутра, из глубин тоннелей, по которым течет энергия, наполняющая Дом Врача жизнью.

— Ну, давай! Спрашивай! Вижу, аж подпрыгиваешь на месте. Любопытно, какой первый вопрос будет? — проскрипел Семеныч, уютно усевшийся напротив Антона на бухте из кабелей, как на изящном модерновом кресле.

— Семеныч, ты что, на внешке был? — не заставил долго ждать Антон.

— Был. Давно, — кратко ответил Семеныч, помолчал, бросил быстрый взгляд на замершего парня. — Я, брат, работал водителем на биостанции. Гонял вездеходы по дикой местности. Далеко ходили — на север и на восток до Волги, на западе не был, на юг — до Оки. Много чего повидал. История у меня простая: послали меня в поселок диких за образцами, которые те для нас собирали. Ничего такого — приехать, забрать и обратно. Вот только сломался вездеход, не доезжая до поселка. Да не просто сломался, а сгорел на хрен! Потом следователь говорил, что моей вины не было. Экспертизы показали, что загорелась турбина — такое редко, но бывало. Как бы там ни было, но провел я в том поселке целую неделю, пока меня нашли. Места там дикие, связи без машины никакой. Вот и сидел, ждал. Да-а…

Семеныч задумчиво помолчал, видимо, заново переживая те события.

— Так вот. Наши решили, что я сбежал. Такое, чтоб ты знал, раньше тоже бывало. Забирали меня с помпой — спецназ и все такое. Думали, что ловят опасного перебежчика, утащившего вместе с собой ценную технику, — старик опять замолчал на какое-то время. — Что тебе еще сказать? Дальше история неинтересная и печальная. Я в той зоне, которой тебя врачи стращали, полгода провел, пока меня не оправдали. Теперь это дело далекое — уж, почитай, лет тридцать прошло. Но меня с тех пор — никуда. Вот эти тоннели — вся моя вселенная теперь. Помирать как соберусь, попрошу меня в коллекторе каком-нибудь запереть — мавзолей Семеныча будет! Я тут уже один присмотрел — я тебе его, будет возможность, покажу. Хорошее место, тихое. Сам коллектор заброшенный, никем не используется — попрошу надпись сделать золотыми буквами: «Семеныч».

— А что там у диких? — спросил Антон у смеющегося напарника.

— У диких — хорошо! Это, парень, лучшее, что было в моей жизни! Хотя надо честно сказать, и аллергия у меня там была, и какую-то гадость я подхватил. Но все это — херня! Я там был свободен!

— А чего подхватили?

— Дристал в сортире два дня. Думал уже, все, приехал Илюша, — он, посмотрев на непонимающее лицо Антона, пояснил: — Сортир — это вроде санмодуля у диких. Дырка такая над ямой. Жуткое зрелище, я тебе доложу! Неподготовленному человеку лучше туда не заглядывать! Ты чего, не видел, что ли?

— Не. Я там никуда не ходил.

— Ясно. Ну, давай, колись — что у тебя за история?

Антон рассказал о своих приключениях, стараясь держаться версии, рассказанной эсбэшнику. Для него самого большая часть истории заключалась в его собственных переживаниях, ощущениях, страхах и мыслях. Если же рассказывать ее как есть, без участия чувств, то получался короткий рассказ, в котором самым интересным был факт спасения из реки. А дикие? А что дикие? Люди как люди — приветливые. Даже жуткого сортира он, как выяснилось, не видел.

Время для сдачи смены поджимало, напарники торопливо собрались, запечатав себя в казавшуюся теперь лишней защиту, и двинулись на выход — каждому предстоял свой собственный путь до дома, аккуратно расписанный пропускной системой.

Прошла еще пара недель. Жизнь текла в привычной колее. Тайное общение с Семенычем стало ее приятным секретным дополнением, украшавшим казавшиеся теперь такими скучными будни. Правда, пообщаться удавалось далеко не всегда — жизнь электрика разнообразна. Порой они по несколько дней проводили среди людей, порой просто не было времени — едва успевали пообедать, как начальник в буквальном смысле начинал зудеть над ухом про незавершенку, месячную премию и родину в опасности.

Лишь одна новая деталь не давала Антону покоя: его беспокоило ощущение того пузыря, который надувался вокруг, отделяя его от других людей. После первого общения со старым напарником и учителем ему казалось, что пузырь лопнул и он наконец-то прорвался. Но дни шли за днями — и пузырь никуда не девался. Было чувство, что он обречен разговаривать с друзьями только через интерфейс и никогда не сможет дотронуться до них рукой. Иногда ему снилось то прикосновение к узкой и прохладной Светкиной ладони при прощании в поселке. Чувство было настолько сильным и будоражащим, что Антон, несмотря на скромную зарплату, проводил вечера, подбирая модели симуляторов, которые позволили бы ему почувствовать живое прикосновение человека.