– И заодно он поживился…

– Нет, – возразил Тавернер, – мы так не думаем. Говоря безобиняков, он, может, и убийца, но не мошенник. Если сказать честно, он вел себяпросто как олух. Здравого смысла у него, судя по всему, ни на грош. Пускался вовсе тяжкие, когда, наоборот, нужно было попридержать прыть. Колебался иотступал, когда следовало рискнуть. Будучи человеком доверчивым, он доверялсяне тем, кому следовало. Каждый раз, в каждом случае он поступал так, как ненадо.

– Бывают такие типы, – согласился отец. – И не то чтобы онидействительно были дураки. Просто они плохо разбираются в людях. И энтузиазм наних нападает не ко времени.

– Таким, как он, вообще нельзя заниматься бизнесом, –заметил Тавернер.

– Он бы, скорее всего, и не занялся, – сказал отец, – неслучись ему быть сыном Аристида Леонидиса.

– Когда старик передавал дело Роджеру, оно буквальнопроцветало. Казалось бы, золотое дно. Сиди да смотри, как бизнес катится самсобой.

– Нет, – отец покачал головой, – никакой бизнес не катитсясам собой. Всегда нужно принять какие-то решения, кого-то уволить, кого-токуда-то назначить, выполнить мелкие тактические задачи. Но решения РоджераЛеонидиса, видимо, всегда оказывались неправильными.

– Именно, – сказал Тавернер. – Прежде всего он человекверный своему слову. Держал самых никчемных субъектов только потому, чтоиспытывал к ним симпатию, или потому, что они там давно работают. Время отвремени ему приходили в голову сумасбродные и непрактичные идеи, и он настаивална их претворении, невзирая на связанные с этим громадные затраты.

– Но ничего криминального? – упорствовал отец.

– Ровно ничего.

– Тогда к чему убийство? – поинтересовался я.

– Может, он дурак, а не мошенник, – сказал Тавернер, – норезультат все равно один – или почти один. Единственное, что могло спасти фирмуот банкротства, это поистине колоссальная сумма не позднее, – он справился сзаписной книжкой, – следующей среды.

– То есть сумма, какую он унаследовал бы или рассчитывалунаследовать по отцовскому завещанию?

– Именно.

– Но он все равно не получил бы этой суммы наличными.

– Зато получил бы кредит. Что одно и то же.

Отец кивнул.

– А не проще было пойти к старому Леонидису и попроситьпомощи? – предположил он.

– Я думаю, он так и сделал, – ответил Тавернер. – Именно этусцену и подслушала девчонка. Старина, надо полагать, отказался наотрезвыбрасывать деньги на ветер. На него это было бы похоже.

Мне подумалось, что Тавернер прав. Аристид Леонидисотказался финансировать спектакль Магды, заявив, что кассового успеха он иметьне будет. И, как потом оказалось, был прав. Он проявлял щедрость по отношению ксемье, но ему было несвойственно вкладывать деньги в невыгодные предприятия.Фирма ресторанных услуг обошлась бы даже не в тысячу, а в сотни тысяч фунтов.Аристид Леонидис отказал наотрез, и спасти Роджера от финансового краха моглатолько смерть отца. Да, мотив у него был, тут не поспоришь.

Мой отец посмотрел на часы.

– Я просил его зайти сюда, – сказал он. – Сейчас явится сминуты на минуту.

– Роджер?

– Да.

– «Заходите, муха, в гости», – сладко вымолвил паук», –пробормотал я.

Тавернер бросил на меня негодующий взгляд.

– Мы сделаем все надлежащие предостережения, – ответил онсурово.

Место действия подготовили, посадили стенографистку. Вскорераздался звонок в дверь, и несколько секунд спустя появился Роджер Леонидис. Онвошел стремительно и тут же с присущей ему неуклюжестью наткнулся на стул. Оннапомнил мне большого дружелюбного пса. И я сразу же с полной определенностьюрешил – не он переливал эзерин в пузырек из-под инсулина. Он бы разбил его,пролил капли и так или иначе погубил бы операцию. Нет, решил я, подлиннымисполнителем была Клеменси, если даже Роджер и причастен к убийству.

Он разразился потоком слов:

– Вы хотели меня видеть? Что-то выяснилось? Привет, Чарльз,я вас не заметил. Спасибо, что зашли. Скажите же, сэр Артур…

Славный человек, очень славный. Но сколько убийц, посвидетельству их изумленных друзей, были славными ребятами. Я улыбнулся ему вответ, чувствуя себя Иудой.

Мой отец был осмотрителен, официально холоден. Прозвучалипривычные, ничего не значащие слова. «Сделать заявление… будут занесены впротокол… никакого принуждения… адвокат…»

Роджер Леонидис отмахнулся от них с характерным для негостремительным нетерпением.

Я заметил на лице старшего инспектора Тавернерасаркастическую улыбочку и угадал его мысли: «Как они всегда в себе уверены, этисубчики. Уж они-то никогда не ошибаются! Умнее всех!»

Я сидел незаметно в углу и слушал.

– Я пригласил вас сюда, мистер Леонидис, – продолжал отец, –не для того, чтобы делиться с вами новой информацией, а, наоборот, чтобыполучить от вас сведения, которые вы утаили прежде.

Роджер с озадаченным видом уставился на моего отца:

– Утаил? Нет, я все вам рассказал – абсолютно все!

– Не думаю. У вас ведь состоялся разговор с покойнымнезадолго до его смерти, в тот же день?

– Да, да, мы пили с ним чай, я вам говорил.

– Да, говорили, но вы скрыли, о чем шел разговор.

– Мы… мы просто беседовали.

– О чем?

– О повседневных событиях, о доме, о Софии…

– А о фирме ресторанных услуг?

Видимо, я до этой минуты надеялся, что Жозефина всевыдумала. Но теперь надежды мои разлетелись в прах.

Роджер переменился в лице. Выражение нетерпения мгновенносменилось чем-то близким к отчаянию.

– О боже, – пробормотал он.

Он упал на стул и закрыл лицо руками.

Тавернер заулыбался, как довольный кот.

– Вы признаете, мистер Леонидис, что вы не были с намиоткровенны?

– Откуда вы узнали? Я думал, никто не знает, не представляю,каким образом это стало вам известно.

– У нас есть свои способы выяснять разные вещи.

Последовала многозначительная пауза.