Далеко заполночь жена Горвеля, леди Ровега, покинулапирующих. Вскоре появилась служанка, наклонилась над ухом Чачар, намекнулашепотом, что приличной женщине нельзя оставаться среди пьяных мужчин — шуточкипошли грубые, откровенные, а песни орут вовсе скабрезные.

Чачар поднялась с великой неохотой, но не скажешь же, чтонаслышалась и не такого, а мужское общество предпочитает любому другому, женщинне любит, как и они не любят ее, боятся и обижают! Служанка отвела ее вогромные покои — комнату сына Горвеля — Роланда, Одоакра или Теодориха — имяпока что оставалось тройное. Горвель еще не решил, как назовет будущегопервенца, но начисто отметал намеки жены, что якобы звезды предвещают орождении девочки.

Чачар долго вертелась в роскошной постели, зал был чересчурогромен, она чувствовала себя на кровати будто выставленной на серединугородской площади, сон не шел, а под ложем что-то скреблось, шуршало. Чачарбоялась спустить ноги на пол, укрывалась с головой, подгребала одеяло, однаконочь и без того душная, жаркая, и, обливаясь потом, Чачар наконец встала впостели во весь рост, осмотрелась, прыгнула на пол, стараясь отскочить от ложакак можно дальше.

Единственный светильник горел слабо, освещая серые квадратыкамня, дальше все тонуло в кромешной тьме. Чачар удлинила фитиль, масловспыхнуло ярче и ее глаза вспыхнули: на стене рядом блестело в деревяннойоправе зеркало. Не отполированная бронзовая пластинка, как в ее старом доме, анастоящее, яркое, где она увидела себя по-настоящему!

По сторонам зеркала висели обнаженные кинжалы, на одномсидел огромный паук с белесым пузом, глаза в желтом свете странно поблескивали.Чачар опасливо отодвинулась, но не настолько, чтобы не видеть себя в зеркале.Покрутилась, поиграла бровями, изогнула тонкий стан. Снизу донеслось пьяноепение, рев грубых мужских голосов, и Чачар увидела в отражении, как ее щекирадостно вспыхнули, глаза заблестели, а грудь стала выше, под тонкой рубашкойторчали твердые кончики. Она лучше чувствовала себя среди мужчин, в женскомобществе угасала, как бабочка, с крыльев которой грубо стерли пыльцу.

Поколебавшись, она оглянулась на темную постель, где однойспать одиноко и страшно: того и гляди из-под ложа протянется черная волосатаярука, схватит, — толкнула дверь, нерешительно вышла в темный коридор.

Далеко впереди показался движущийся свет, она заспешила навстречу,увидела освещенное красное одутловатое лицо, часть войлочного доспеха снашитыми железными пластинами. Воин равнодушно окинул ее взглядом, от негоразило вином, кивнул на лестницу:

— В большом зале еще пируют!.. Проголодалась, иди вниз,там на кухне нужна помощь. Заодно налопаешься.

— Спасибо, сэр рыцарь, — поблагодарила Чачар, истарый воин, польщенный женской лестью, выпятил грудь, понес факел гордо,словно копье рыцарь, въезжающий на королевский турнир.

Чачар подошла к большому залу, осторожно заглянула вприоткрытую дверь. Пир шел горой, но деревянные кресла опустели, как и лавка,на которой прежде сидели жена Горвеля и молодой человек с бледным лицом. Монахаона обнаружила за другим столом, духовник ел и пил за троих, орал непристойныепесни, даже пытался плясать, ронял кубки и медные чаши.

Чачар отодвинулась не замеченной, на цыпочках прокраласьдальше, услышала голоса за дальней дверью. Прислушалась, поправила волосы,робко приоткрыла дверь.

В большой комнате близ горящего камина расположились Горвельи Томас, в роскошном кресле царственно сидела леди Ровега, все трое внимательнослушали молодого человека: он напевал, играя на лютне. Его пальцы быстроперебирали струны, голос звучал красиво, мужественно, и Чачар сразу простиланадменный вид и злые рыбьи глаза. Томас первый заметил приоткрытую дверь, Чачарпопыталась отодвинуться, но рыцарь уже что-то шепнул Горвелю, тот широкоулыбнулся, Чачар знала эту понимающую улыбку, поднялся и, ступая как можнотише, вышел к Чачар.

— Страшно, — вымолвила она жалобно, — не могузаснуть.

Томас смотрел сверху вниз, от него пахло хорошим вином,мужским потом, силой и чем-то особым, от чего у нее перехватило дыхание и чащезастучало сердце. Она чувствовала, как вспыхнули щеки, словно алые розы, густаякровь залила даже шею, оставив белоснежной лишь грудь — высокую чувственную.Взгляд Томаса невольно опустился, и Чачар в сладком предчувствии видела, скаким трудом он оторвал глаза от глубокого выреза, где грудь заволновалась, сготовностью поднялась навстречу его жадному взгляду.

— Где мой друг Горвель отвел вам комнату? —спросил он внезапно охрипшим голосом. Его глаза помимо воли поворачивались ворбитах, Чачар чувствовала, как жаркий взгляд ползет по ее нежной коже,оставляя красный след прихлынувшей крови.

— Поверхом выше, — ответила она, опустив глаза,чтобы дать рыцарю смотреть туда, куда хочет. — Комната будущегонаследника...

— Или наследницы, — проговорил он с хриплымсмешком. — Вы... хотите осмотреть замок моего друга? Раз уж не спится втакую душную ночь. Наверное, перед грозой? Меня тоже что-то тревожит...

— Я бы с радостью походила с вами, сэр Томас, по замку.Прогулка помогла бы заснуть...

Томас оглянулся на чудовищно толстые стены, предложил:

— Тогда... пойдемте снизу? А закончим на сторожевойбашне под звездным небом. Я никогда не видел таких крупных звезд!

— Я тоже, — призналась она.

Она пошла впереди, чувствуя его пристальный взгляд. Щекигорели так, что кожу пощипывало, хорошо, что не надела ничего лишнего — ееладное тело, к которому всегда тянутся мужские руки, просматривается даже втусклом свете факелов, недаром сарацины откровенно пялились, рыжебородый хозяинпосматривал одобрительно, раздел ее взглядом, даже рыбоглазый менестрель бросалчересчур пристальные взгляды, к явной досаде леди Ровеги!

Они спускались по крутым ступенькам, снизу тянуло прохладой,сыростью. Чачар держалась поближе к Томасу, ей было страшно, а рыцарь шел рядоммогучий, красивый, мужчина с головы до пят, и она при первой же возможностииспуганно пискнула и ухватилась за его руку, так и пошла — вздрагивая,прижимаясь в страхе, ибо тени сгущались, двигались, словно в только чтовыстроенном замке уже появились призраки.

Опустившись в подвал, они оказались перед массивной железнойдверью. Томас пошевелил ноздрями, грудь его раздулась, он поспешно толкнулжелезные створки. Из глубокого подземелья вместе с влажным холодом пахнулотаким мощным запахом вин, что Томас пошатнулся. В тусклом багровом светефакела, который держал над головой, виднелись три высоких бугристых ряда,похожих на спины буйволов. Чачар пораженно вскрикнула:

— Три ряда винных бочек!.. Зачем ему столько?

— Узнаю Горвеля, — рассмеялся Томас. — Онсчитает оскорблением напиться воды, если за пару миль в окрестностях есть вино.А в этом замке, что на перекрестке караванных дорог...

Чачар покосилась на смеющееся лицо рыцаря, где плясалибагровые блики, отважно спустилась в подвал. Ступеньки были с острыми краями,нестертые, земля под ногами еще испускала запах свежести, незатоптанности.Кое-где из-под винных рядов торчали жерди, доски. Винные бочки сложены в триряда: два под стенами, один — посреди, между ними проход в ширину раскинутыхрук, а точнее — чтобы без помех выкатывать нужную бочку. Огромные чудовища изтолстых дубовых досок громоздились так высоко, что Чачар изумленно покачалаголовой: