Дорган, Рэт-Мен и еще один человек вошли в его клетку.Рэт-Мен открыл для Ларри приваренные к цепям наручники.

— Вытяни руки, — сказал Дорган.

— Удивительная штука — закон и порядок, да, Барри?

— Вытяни руки, черт тебя побери!

— Ты что-то плохо выглядишь, Дорган. Как твое сердечко впоследние дни — не пошаливает?

— В последний раз говорю тебе, дружок. Вытяни руки.

Ларри повиновался. Наручники скользнули на его запястья изащелкнулись. Все трое вышли из клетки и закрыли дверь.

— Люди, вы все знаете, что это несправедливо! — закричалЛарри, и его голос, натренированный долгими годами пения, прокатился над толпойс удивительной силой. — Я не жду от вас, чтобы вы помешали этому, но я хотелбы, чтобы вы это запомнили! Нас убивают, потому что Рэнделл Флегг боится нас!Он боится нас и тех людей, от которых мы пришли сюда! — Растущий ропот пробежалпо толпе. — Запомните, как мы умрем! И знайте, что в следующий раз, возможно,настанет ваша очередь умереть так же, как мы.

Снова глухой, сердитый ропот, а потом — молчание.

— Ларри! — крикнул Ральф.

Со ступенек «Гранд-Отеля» спускался Рэнделл Флегг. Рядом сним шел Ллойд Хенрид. Флегг был одет в джинсы, клетчатую рубашку, джинсовуюкуртку с двумя пуговицами на нагрудных карманах и стоптанные ковбойскиеботинки. Единственным звуком во внезапно наступившей тишине было цоканье егокаблуков.

Темный человек усмехался.

Ларри уставился на него. Флегг остановился перед клетками иподнял взгляд вверх. В его усмешке было какое-то черное очарование. Онполностью владел собой, и Ларри внезапно понял, что это — его звездный час,апофеоз всей его жизни.

Флегг отвернулся от них и оглядел толпу.

— Ллойд, — тихо сказал он, и Ллойд, выглядевший бледным,запуганным и больным, вручил Флеггу бумажный свиток.

Темный человек развернул свиток и стал говорить. Голос егобыл глубок, звучен и приятен. Он звучал в абсолютной тишине, подобно серебрянойряби, которая пробегает по черному пруду.

— Знайте о том, что я, Рэнделл Флегг, поставил свою подписьпод этим правдивым документом в тридцатый день сентября тысяча девятьсотдевяностого года, называемого ныне Годом Первым, годом эпидемии.

— Твое имя — не Флегг! — крикнул Ральф. Изумленный ропотпронесся по толпе. — Почему ты не скажешь им свое настоящее имя?

Флегг не подал виду, что слышал эти слова.

— Знайте о том, что эти люди, Лоусон Андервуд и РальфБрентнер, являются шпионами, которые пришли в Лас-Вегас не с добрыминамерениями, а с подрывными целями. Они прокрались в наше государства украдкой,и под покровом темноты…

— Неплохо, — сказал Ларри, — если учесть, что мы шли пошоссе № 70 при свете дня. — Он перешел на крик. — Они арестовали нас в полденьна шоссе, так как насчет покрова темноты?

Флегг терпеливо дождался тишины, словно считал, что надодать Ларри и Ральфу возможность ответить на представленные обвинения… что,впрочем, в итоге не будет иметь никакого значения.

Потом он продолжил:

— Знайте, что когорты этих людей ответственны задиверсионные взрывы вертолетов в Индиан Спрингс, а, следовательно, и за гибельКарла Хоу, Билли Джеймисона и Клиффа Бенсона. Они повинны в убийстве.

Глаза Ларри упали на лицо человека, стоявшего в первом ряду.Это был Стэн Бэйли, руководитель испытаний в Индиан Спрингс. Ларри не зналэтого, но он заметил отразившееся на его лице недоумение и удивление и увидел,как он повернулся к соседу и сказал нечто вроде «Сорный Бак».

— Знайте, что когорты этих людей подослали к нам своихшпионов, и эти шпионы были убиты. Эти люди приговариваются к смертной казни ибудут разорваны надвое. Долг и ответственность каждого из вас — бытьсвидетелями этой казни, чтобы вы могли запомнить и рассказать другим то, что выувидели в этот день.

Усмешка Флегга на мгновение частично потухла, так как он, повсей видимости, пытался придать ей заботливый и сострадательный вид, но, несмотряна все усилия, она не стала более человечной, чем оскал акулы.

— Те, у кого есть дети, могут идти.

Он повернулся к машинам, которые медлили, время от временивыпуская облачка выхлопов в утренний воздух. Когда он повернулся, в толпепроизошло какое-то движение, и неожиданно сквозь нее прорвался какой-точеловек. Он был смертельно бледен, так что лицо его по цвету почти неотличалось от надетого на нем поварского халата. Темный человек протянул свитокЛлойду. Когда Уитни Дорган оказался перед толпой, руки Ллойда конвульсивнодернулись. Раздался отчетливый звук разрываемой бумаги.

— ЭЙ, ВЫ, ЛЮДИ! — закричал Уитни.

Смутный ропот пронесся над толпой. Уитни трясся с ног доголовы, словно паралитик. Голова его то дергалась в сторону темного человека,то вновь отворачивалась. Флегг смотрел на Уитни с кровожадной усмешкой. Дорганнаправился было к повару, но Флегг жестом остановил его.

— ЭТО НЕСПРАВЕДЛИВО! — завопил Уитни. — ВЫ ЗНАЕТЕ, ЧТО ЭТОНЕСПРАВЕДЛИВО!

Воцарилась мертвая тишина. Кадык Уитни прыгал, как обезьянана ветке.

— Мы когда-то были американцами! — наконец прокричал он. —Американцы так не поступают. Я был всего лишь поваром, но я знаю, чтоамериканцы так не поступают, они не станут слушать какого-то кровожадногомудака в ковбойских ботинках…

Толпа издала вздох ужаса. Ларри и Ральф обменялисьнедоуменными взглядами.

— Да-да, — настаивал Уитни. — Это именно о нем. — Пот стекалпо его лицу, словно слезы. — И вы будете смотреть, как этих двух парнейразорвут у вас на глазах на две части, а? Вы считаете, это подходящее началодля новой жизни? Думаете, это справедливо? Говорю вам, вам будут снится кошмарыдо конца вашей жизни!

Толпа согласно зашумела.

— Мы должны остановить это, — сказал Уитни. — Настало времяподумать о том, что… что…

— Уитни, — раздался этот голос, мягкий, как шелк, и едваслышный, но оказавшийся достаточно громким, чтобы повар немедленно замолчал. Онобернулся к Флеггу, губы его беззвучно двигались, а в глазах появилось рыбьевыражение.

— Уитни, тебе надо было молчать. Голос был тихим, но безтруда доносился до каждого. — Я бы отпустил тебя… да и зачем ты мне нужен?

Уитни шевелил губами, но с них по-прежнему не мог сорватьсяни один звук.

— Подойди сюда, Уитни.