с самим Шестаковым. Подозрения было решено сохранить про запас, а пока считать это ограблением, отягощенным убийством. То, что деньги, причем немаленькие, из квартиры Филиппа так и не были похищены, в предлагаемую картину преступления укладывалось плохо, но, как говориться, к чему концентрироваться на мелочах.

Помня отцовские наставления, Манин подвел итоги брифинга, тем, что продемонстрировал себя всем, как начальника. Раздраженно произнес злую и вялую, но, по его мнению, «мотивирующую» речь. Сводилась она к тому, что «работать надо лучше» и «как можно скорее дать результаты, которые ждут наверху». Отдельно всем досталось за то, что слишком многого ожидали от Филиппа и его компьютера.

– Самим надо работать! А не идти на поводу у проходимцев, променявших службу на гонорары в долларах, – внушал Манин собранию мысль, что таким, как детектив Филипп, верить ни в коем случае нельзя.

Последние же секунды рабочего совещания Манин решил посвятить персональным интересам – зудевшим у него с тех пор, как он заглянул в личное досье помощницы Шестакова.

Хоть какую-то пользу из раннего подъема извлечь было надо?

– Маматова кто у нас? – гнусаво спросил Алексей Николаевич, шаря глазами по рядам сотрудников (хотя, на самом деле, где она, приметил уже давно, с самого начала).

Услышав свою фамилию, Гуляра поднялась.

– В кабинет ко мне зайдите, пожалуйста. Поговорим о ваших успехах, – попросил Манин многообещающе и на этом закончил совещание.

Спустя десять минут после брифинга Гуляра стояла в кабинете начальника, ошибочно полагая, что тот хочет отметить ее в связи с успешно распутанным делом «псевдозаплаточников». Что же, она тоже считала, что заслужила.

Алексей Николаевич встретил Гуляру, вальяжно развалившись в огромном кожаном кресле, какие бывают только у больших начальников, с очередным стаканом минеральной воды в руке.

– Ты, значит, работала над делом Брагиной? – в кабинете он сразу перешел на «ты».

– Так точно, – ответила Гуляра.

– Ну что же. Неважно, – вопреки ожиданиям Гуляры, Манин ее работу хвалить не собирался. – Сначала одного невиновного обвинили, потом другого. Потратили время, ресурсы. За это время еще один человек успел погибнуть. Плохо вы работаете, Маматова!

– Но это же…

Гуляра чуть не сказала «не я», имея в виду Шестакова, на совести которого был, как минимум, арест киргиза. Но вовремя остановилась. Не красиво было закладывать начальству, чуть не впервые спустившемуся с Олимпа на полную маньяков землю, своего прямого шефа.

– Извините. Виновата, – потупив взгляд, поправилась она.

Прокурор на это чихнул – в буквальном смысле.

Он шумно высморкался в бумажную салфетку и, скомкав, бросил ее под стол, в мусорную корзину. После чего поднялся и сделал шаг к Гуляре.

Неожиданно Алексей взял ее правой рукой за предплечье. Крепко и неуместно нежно.

– Хорошо, что ты это понимаешь. Вину принято искуплять, – сверля Гуляру слезящимися от простуды глазами, произнес он вкрадчиво неведомый русскому языку глагол. – Это понимают все, кто рассчитывает на успешную карьеру…

Гуляра смотрела на начальника с недоумением, стараясь не думать о том, что держит он ее той же рукой, в которой секунду назад была салфетка с соплями.

– А ты же на нее рассчитываешь? Верно? – многозначительно спросил Манин и его бледно-красные ноздри зашевелились. – Умница…

Пальцы генеральского сына спустились вниз по гуляриному предплечью, одновременно стискивая и поглаживая ее руку сквозь тонкую ткань форменной рубашки.

– Я приму к сведению, – Гуляра высвободила руку и сделала шаг к двери. – Разрешите идти?

– Дурочка! – рассмеялся Манин и подошел к ней вплотную.

Он схватил Гуляру за плечи, уже сильнее, обеими руками, и приблизил к ее лицу свое:

– А если не разрешу?

Пахнуло леденцом от кашля. Рослый, дородный Манин навис над Гулярой, словно темная сопливая туча над беззащитным пасторальным пейзажем.

– Пустите! – пропищала Гуляра, чьи глаза от растерянности и беспомощности наполнились слезами. – Я на вас рапорт напишу!

– С ума сойти, как страшно! – мелко рассмеялся Манин, не отпуская рук. И, облизнув потрескавшиеся губы, заговорил хриплым полушепотом, все ближе и ближе наклоняясь к девушке. – Любишь поиграть? Поломаться? А если я тоже люблю? И играть? И ломать?

Не дожидаясь развития событий, Гуляра изо всех сил двинула прокурору между ног коленкой.

– Ууууууу… – затянул Алексей Николаевич через заложенный нос и неуклюже осел на колени перед подчиненной. – Ссссуууу…

– Осторожнее со словами! А то сейчас еще шокером добавлю! – предупредила Гуляра, лихорадочно ища в сумочке свое привычное оружие.

Нашарив его, она тут же наставила аппарат самозащиты на Манина.

– Еще нерабочие вопросы есть? Или могу идти заниматься Заплаточником?

– Суууу… суууу… с уууутра… принеси все буууу… бууумаги по делу… – благоразумно одобрил перевод беседы с флирта в рабочее русло Манин.

– «Пожалуйста»! – уточнила Гуляра. – И «принесите»!

– Хорошо, хорошо. «Пожалуйста» и «принесите»!

Гуляра убрала шокер и направилась к дверям.

– Ты пожалеешь… Я тебе обещаю! – злобно пыхнул Гуляре в спину скрючившийся Манин-младший, когда она уже открыла дверь. – Сама виновата. Это твой выбор, запомни!

– Угу. Очень трудно было решиться! – ответила она ему с такой порцией женского яда, что из красного Манин сделался пунцовым.

Захлопнув за собой дверь кабинета, Гуляра, кипя от возмущения, устремилась в женский туалет – перевести дух и успокоиться. После чего двинулась к Шестакову. Решив ему ничего, по крайней мере, пока, об инциденте не рассказывать. Мало у него своих проблем.

Шестаков уже ждал. Выбросив из головы неприятные события, Гуляра приготовила блокнот для записей, чтобы не упустить ничего из «деликатного дела», которое ей собирался поручить шеф.

Евгений Алексеевич закурил и своим обычным, мрачным и жестким тоном приступил к изложению обстоятельств:

– Займешься сразу же, лучше сегодня. Других без нужды не посвящай, только если потребуется. Дело такое, – следователь сделал неопределенный жест, – почти семейное!

Шестаков выпустил в потолок струю дыма.

– А вернее, оно семейное и есть. Ты Володю Ляшкина, знаешь же? Командира спецназа?

– Конечно, – ответила Гуляра.

Она пересекалась с капитаном, работая над эпизодом с неудачным задержанием Заплаточника.

– Мой давний товарищ. Мы многое вместе прошли. Так вот, – Шестаков кашлянул в кулак, – от него ушла жена.

Гуляра внимательно смотрела на Шестакова, ожидая продолжения. Но его не было. Он в свою очередь смотрел на Гуляру, как бы проверяя, осознала ли она всю важность случившегося с его давним другом происшествия.

– Не поняла, Евгений Алексеевич? – не выдержала Гуляра. – Она пропала? В ориентировку ее добавить?

– Да нет, не пропала. Просто ушла, я же сказал, – Шестаков достал лист бумаги и стал на нем что-то размашисто писать. – Собрала вещички и прощай… Надо разобраться, короче.

– Подождите, Евгений Алексеевич. В чем тут разбираться? – Гуляра искренне не понимала к чему идет разговор.

– Там нечисто что-то, – сказал Шестаков, протягивая Гуляре лист с написанным