сухарей и флягу с водой. Наблюдая все его действия, каждый из сидящих в плене ожидал, что тот что-нибудь скажет и поведет их на допрос.

Но тот ушел так же молча, как и пришел, изредка икая от похмелья. Ясности его приход в дальнейшей судьбе пленных не прибавил. Пришлось дальше также томиться в этом темном ответвлении пещеры, огражденной дверцей-клеткой. Скука вперемешку с тревогой нахлынула на попавших в заключение к разбойникам путникам. Мирон по своей привычке рассказывал свои истории, но когда он стал рассказывать про своего четвероюродного деда, однажды схваченного бандитами и сваренного заживо в большом котле с перловкой, всем стало еще грустнее. Амитас немного пересказал свои странствия и приключения, а Клясень в основном слушал, иногда вставляя свое слово. Клума же, казалось, был просто существом и отличался от бессознательного Луда лишь открытыми глазами и нечастыми телодвижениями. Способы бегства так и не были придуманы. Затея, подкинутая Амитасом, наводила на всяческие размышления, но так и не воплотилась в готовый ответ.

Долго и томительно шел день, когда, наконец, опять пришел Упырь. По его пришествиям можно было судить, какое сейчас было время суток. В прошлый раз он заходил утром, значит сейчас – вечер.

И тут он заявил, не успев толком передать черствые сухари:

- Вы, двое, - он посмотрел на Мирона с Клясенем, - Живее грызите свои сухари и следуйте за мной.

Пленники молча переглянулись. Такой исход ожидался, но все же сердца у этих двоих екнули. Наспех проглотив сухари, они стали ожидать указаний Упыря. Тот осторожно открыл решетку, на расстоянии держа от себя пленников в кинжалом в руке.

- Руки держите за голову и не смейте что-нибудь начудить, - пригрозил Упырь, - Мне убивать – не привыкать. Зарежу как ягненка.

Он угрожающее посмотрел на них, его некрасивое лицо сделалось еще некрасивее. Пленники повиновались и вышли из клетки. Затем он приказал им отойти на три шага в сторону, а сам запер клетку на ключ, в которой оставались Амитас с Клумой.

- Вперед, болваны! - повелел он вышедшим пленникам.

Клясень пошел первым, Мирон за ним. Они вошли в проход, который казался таким темным, когда они глядели на него из-за решетки. Это оказался длинный неосвещенный коридор, в конце которого мелькал свет. Теперь стало понятно, почему так слабо слышно было пленным происходящее по той стороне коридора, ведь длина прохода была саженей десять.

«Забавное разветвление пещеры», подумал Клясень. «Совершенное для логова разбойников и для удерживания пленных». Рассуждал он вполне справедливо, хотя еще и не видел всю пещеру целиком.

Коридор заканчивался простой деревянной дверью, из щелей которой просачивался свет. Упырь приказал открыть дверь и войти, что и сделали пленники.

Они очутились в большом пространстве пещеры, раз в десять превышающее то место, где их держали. Их сразу встретили взгляды около двадцати разбойников, занимающихся кто чем. Кто-то жевал жареное мясо, кто-то пил самогон, кто-то играл в кости, а кто-то оживленно спорил с собеседником. Посередине находился старый стол из грубых досок с несколькими стульями, видимо служивший грабителем в первую очередь для трапез. Свет настенных факелов освещал его лучше всего. За этим столом сидел суровый грабитель, запомнившийся путникам при разбое. Его повелительный голос, строгие указания говорили о том, что он глава этой шайки. Выбритая голова, впалые грозные глаза, высокие скулы и мощный подбородок заставляли собеседника невольно подчиняться.

Он жестом повелел пленникам сесть за стол напротив него. Мирон и Клясень сели, покорно ожидая действий. Упырь же стоял рядом и просто наблюдал. Другие разбойники тоже посматривали, но в основном отвлекались на свои дела, не переводя все свое внимание на своих жертв. Складывалось ощущение, что весь этот допрос представлял для них лишь небольшое любопытство.

- Ну что, почтенные, вот вы и здесь, - начал вожак шайки, его взгляд пронзал допрашиваемых насквозь, - Самые свежие из пойманных, а уже успели нам досадить.

Пленники только сейчас заметили в углу сидевшего на земляном полу Сухаря. В руке у него была кружка пива, из которой он понемногу отпивал. Самое главное, что бросилось в глаза пленникам, - его лицо. На лбу и щеках его были высечены шрамы, которые оставила кислота из конверта, притом шрамы эти образовывались в узор.

Мирон даже хотел рассмеяться от такого розыгрыша, который учинили над несчастным разбойником, но не самое выгодное положение удержало его от этого.

- Я прочитал письмо из этого конверта, а сейчас вы прочитаете его, - он достал письмо из кармана, - Оно короткое, но вполне объясняет произошедшее, - его голос звучал спокойно, но твердо и недружелюбно, - Держите.

Он отдал им письмо, и Клясень с Мироном начали читать. Вот что там было написано:

«Мой дорогой Луд, если ты читаешь это письмо, то это значит, что у тебя на лице сейчас безобразные шрамы. Не печалься, мой верный пес, они пройдут через неделю-другую. Так зачем же ты его распечатал?! Ведь я же ясно тебе дал понять, что открывать его нужно только в Сэльме и только в Доме порядка. Это было испытание, мой дорогой Луд. В Доме порядка мой человек должен был взять это письмецо и просто выкинуть, он знает об этой моей затее. Хотя, может быть, и нет никакого моего человека. Пусть эта загадка будет еще одним испытанием. Но не суди меня строго. Это все ради моей потехи. Твой владыка Мерзослав.»

И ниже были дописаны короткие стихи:

«Лишь обнажится тайна,

Как ты получишь в срок

Болезненный, отчаянный

Кислотный злой плевок»

Пленники подняли взгляд на главу разбойников, дав понять о завершении чтения письма. Разбойник немного помолчал, сурово глядя на своих допрашиваемых, и спросил:

- Выходит, вы направлялись в Сэльму, так? – его взгляд мог приковать кого угодно, - Так, я спрашиваю?! – он повысили голос.

- Так точно, в Сэльму, в Обитальню порядка, - ответил за двоих Мирон, - Вот-вот начнется осенний набор в их ряды, и наш предводитель Луд...

Клясень хотел пихнуть Мирона в бок, дабы тот не проговорил лишнего, но того перебил разбойник.

- Будешь подробно рассказывать, когда я попрошу, а пока отвечай на мои вопросы! – рявкнул он громогласно, - Назовите свои имена, паршивцы.

- Это Клясень, - указал кивком головы Мирон, - А меня звать Мирон, но когда я родился, отец хотел назвать меня Митрофан, а мама – Газадоном, но в итоге...

- Заткнись! – стукнул по столу разбойник, глаза которого наполнились яростью, - Ты разве